ГЛАВА ПЯТАЯ
« ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ»
***
– Пора, – сказал Андрей.
Хелину совершенно не хотелось подниматься с кровати.
– Рано еще, – недовольно пробормотал он.
Где-то на заднем дворе бормотал заклинания Жрец.
– Рано? – удивленно переспросил Андрей. – Куда же как рано! Солнце взошло…
– Да в Городе солнце что всходит, что нет – все одно, его не видать, – пробормотал ворчливо Хелин. – Сколько уже тут живу, а не могу этого понять! Вот ты все время про солнце говоришь, а где оно? Туман да серая слякоть… Не нравится мне у вас тут…
– Чего же не уходишь? – спросил Андрей.
– Если бы ты ушел, – приподнялся на локте Хелин, – я бы за тобой… Может, нашли бы мы хороший город, залитый солнечным светом! Где небеса чисты, облака по ним плывут, а не тучи грозовые… Что тебя держит здесь, объясни?
– Люди, – пожал плечами Андрей.
– Лю-ди?!
Хелин рассмеялся зло и насмешливо.
Кого же Андрей людьми называет? Разбойничков Растамановых или кукол безжизненных?
– Да нет тут людей давным-давно… Одни мертвецы со злыми глазами… Что про душу толковать с теми, у кого ее нет? – воскликнул он, поднимаясь с кровати. – Загубишь ты себя тут, Андрей! Уйдем отсюда! Про душу будешь в светлом городе разговаривать!
– Да зачем же в светлом городе? – рассмеялся Андрей. – Тут нужнее…И этот город когда-то был светлым, может быть, снова станет таковым!
– Да надоело мне ждать твоей обещанной весны! – не унимался Хелин. – Что вы весной зовете? Слякоть эту, серость, убогость? Даже птиц нет – всех твоя Елена вывела! Весна на зиму как две капли воды похожа… А лето? Словно застряли мы тут во времени и выбраться не можем!
Он плеснул себе в лицо ледяной воды.
– Вот и правильно, – рассмеялся Андрей. – Поостынь немного, а то от твоих речей в жар бросает – так горячи!
– А что же, нет в них правды?
– Есть, – кивнул Андрей. – Но вот только по-разному мы смотрим на мир. Ты все бежишь куда-то, словно скрыться от себя самого пытаешься, а я хочу себя в людях найти…
– И поэтому талдычишь им про Бога, а они от тебя разбегаются хуже крыс, – усмехнулся Хелин. – Потому как они и есть крысы. Вон Растаман – вылитая крыса! А эта …
Он помолчал, подбирая слова повыразительнее, да так и не нашел – не позволял ему Андрей плохо говорить о женщинах!
– Косоглазая, – наконец нашел он определение. – Чего она к нашему колодцу повадилась? И смотрит так, будто все вокруг ее собственность, и я даже! Так бы ее облил этой водой из колодца, курица ощипанная!
– Как же ты так о девушке влюбленной говоришь! – укоризненно сказал Андрей. – Курицей называешь… Она, бедная, сюда нарочно ходит, чтобы на тебя полюбоваться да вздохнуть украдкой…
– Кто? Эта крыса? – расхохотался зло Хелин. – Пускай по своим разбойникам вздыхает, атаманша!
«Вот ведь, – подумал Андрей, – телом возмужал, а умом – все такой же мальчишка, волчонок, найденный им в харчевне! Видом – витязь, волосы теперь не торчат во все стороны нечесаными лохмами, и черты лица стали плавными, как у горделивого принца… Может, и прав был цыган? Может, парнишка и впрямь принц Эллинский, или – Лунный?»
Хелин теперь и в самом деле изменился, но только в глазах его зеленых нет-нет да мелькнет озорное детство…
– Ну, накаркали, – простонал Хелин, бросив взгляд в окно. – Явилась не запылилась… Стоит и глаза на наши окна пялит... Может, она меня сглазить хочет?
– Глупости ты говоришь! – возмутился Андрей.
Толкнул дверь и крикнул:
– Калинушка! Заходи в дом, ведь не завтракала еще, наверное…
– Конечно, – проворчал за спиной Хелин. – Где ей успеть! Она и умыться-то не смогла – так сюда спешила!
– Хелин! – воскликнул рассерженно Андрей. – Уймешься ты со своими насмешками?
Девушка во дворе нерешительно шагнула к дому.
«Бедная девочка, – вздохнул про себя Андрей. – Пожалуй, наш дом единственное место, где она теряет уверенность…»
И в самом деле, никто бы и не узнал сейчас в этой робкой, смиренной фигурке ту самую Калинику, что проезжала по улицам города с надменной улыбкой! Словно весь мир ей принадлежал! А здесь она сама бы хотела стать верной рабыней, да хозяин отказывался!
Сидел, руки на груди скрестил, и губы трепетали, готовые к насмешливой улыбке…
– Доброе утро, – проговорила Калиника. – Я тут мимо шла, а у вас дымок из печи…
И смотрела она прямо на Хелина, только тот делал вид, будто ее нет на белом свете вообще…
– Присаживайся, – пододвинул ей табурет Андрей. – Трапеза у нас нехитрая, но – что Бог послал…
Калиника кивнула и присела на краешек табурета.
– Спасибо, только я просто посижу… Я уже позавтракала…
– Ей Растаман в доме врагов есть запрещает, – фыркнул Хелин. – Вдруг мы ей в молоко яду подмешаем.
И рассмеялся, довольный тем, что Калиника от его шутки, словно от удара, голову вжала в плечи и глаза опустила.
– Хелин! – прикрикнул Андрей. – Что ты в самом деле? Вроде парень взрослый, умный, а ведешь себя, как дитя неразумное!
«Неразумное дитя» немедленно замолчало, обиженно: не мог Хелин понять, почему Андрей с этой «вражиной» любезничает! В городе не было человека, который не знал, что нет у Андрея злее врага, чем Растаман, разве что Ариан с ним по злобе сравняться мог, но Ариан, как идол, так вознесся, что и рукой не достать!
И девка Растаманова ничем не лучше: это она перед ним шелковая, а посмотрел бы, как она по улицам вышагивает в обновках да в драгоценностях – ни дать ни взять гусыня напыщенная! А то, что и обновки ее и драгоценности – ворованное добро, это ее ни в малой степени не волнует… Словно так и надо!
Он и забыл уже то время, когда сам еду воровал. Да то ж еда была, добавил он себе в оправдание. А Растаман ворует, чтобы лучше всех быть, сильнее, потому что в деньгах заключена власть, в цацках, которыми он жену и дочь, как елки, украшает – попытка скрыть их душевное уродство… Разве не это Андрей ему внушал целых два года?
– Сходи-ка лучше за Жрецом, – попросил Андрей. – Пусть колдовать кончает… Есть – оно полезнее, чем к идолам взывать…
Хелин с радостью вскочил с места.
Куда лучше пройтись, чем терпеть многозначительные взгляды маленькой разбойницы!
Стоило только ему исчезнуть за дверью, Андрей дотронулся мягко до Калиникиной руки и попросил:
– Не огорчайся, ладно? Юн он еще слишком для чувств… Вот подрастите немного еще, там посмотрим…
Сдвинула Калиника брови: как смеет этот холоп разговаривать с ней снисходительно?
– Захочу – он моим будет, – процедила она сквозь зубы, поднимаясь.
– Как это? – тихо рассмеялся Андрей. – Если он не захочет?
– Я прикажу, – пообещала девушка.
– Да разве сердцу прикажешь? – развел руками Андрей. – Ты по-другому попытайся, чтобы он тебя полюбил, нежнее будь, да в разговоре не так резка! В любви терпение нужно!
Нет, они не понимают!
В глазах Калиники сверкнула ярость.
Ножка сама по себе топнула.
– Моего отца все боятся, – сказала она, обиженно надув губы. – И ваш Хелин тоже скоро перед ним ниц падет – куда он денется?
– Не говори зря, – нахмурился Андрей. – Пока я жив, не будет этого!
Ничего ему не ответила гостья.
Обида была сильнее рассудка: да как смеет этот маленький раб так к ней относиться?
Встала она из-за стола и выбежала прочь.
Холодный ветер охладил ее разгоряченные щеки, да только разум не мог остудить.
Хелин стоял, смотрел на нее с неприкрытой насмешкой.
«Не будешь ты ничьим, только моим», – подумала Калиника.
– Уходишь? – поинтересовался несносный мальчишка.
– Ухожу, – бросила Калиника. – Больно твой брат любит воспитывать…
И не выдержала-таки, бросила через плечо:
– Смотри, как бы плохо его страсть к проповедям не закончилась…
Хелин даже ответить ей не успел – так быстро убежала она прочь.
– Что она сказала? – спросил Жрец. – Зло какое нам угрожает?
– Да оно нам век угрожает, – усмехнулся Хелин. – Только и способно это ваше зло угрожать…
Жрец же был напуган.
Не понравились ему последние Калиникины слова…
– Допрыгается Андрей с речами своими, – пробормотал он тихонечко, себе под нос, чтобы Хелин не услышал. – Сам в пропасть упадет и нас за собой потянет!
Но Хелин услышал, обернулся. Смерил старика взглядом и спросил:
– О чем это ты? Были мы, как псы бездомные, и уже давно пропали б, если бы не подобрал нас Андрей! Неужели ты не помнишь, как в харчевне побирался?
– Да ты послушай меня вначале, потом станешь судить! – топнул ногой жрец. – Слышал сам я: раньше Елена не давала псам своим к нему подступиться… Но теперь он обидел ее, и сильно обидел!
В воображении Хелина тут же возникла этакая «выросшая Калиника», вздыхающая по красавцу Андрею, и насмешливая улыбка скривила его губы.
– Вон ты про что! История эта не первый год длится – ничего не меняется! Пообижается, побушует и успокоится… Не сможет она жить без Андрея, и сама прекрасно это знает…
– Да ведь дразнить-то зачем бешеную волчицу! – воскликнул Жрец, всплеснув маленькими морщинистыми руками. – Что он глупости ей говорит? Будто Княжна жива и здорова, и настанет миг, войдет она в Город вся в белом, как богиня! Нет уже два года Княжны – зачем сказкам верить?
– По мне все эти ваши рассказы о Княжне – сказки не хуже историй про Черного Истукана да Светлого Ангела, – рассмеялся Хелин. – Меня вот ругаете за Лунное королевство, а сами верите не знамо чему…
– Не говори так! – испугался старик. – Разве ж про Черного Истукана так можно? А если он тебя сейчас слышит?
– Ага, слышит! Как Андреева Княжна… Придумали все это люди от безнадежности, да чтобы было на кого собственное зло свалить… Не я виноват в том, что ворую, а Черный Истукан… Не я убил, а бесы попутали! Сам человек должен за свои поступки перед Богом отвечать, а ему не хочется! Ариан все и придумал сам, чтобы власть свою укрепить!
– И Княжну? – хитренько прищурился старик. – А ее– то как? В городе есть люди, которые помнят еще маленькую светловолосую девочку…
– Она– то была, вот только не смогла ее няня уберечь, – вздохнул Хелин. – Сам знаешь – четыре года как о ней ни слуха, ни духа… Как умерла няня во сне, так девочка– то и пропала! Неужели бы она не объявилась? Ведь она уже и не малышка теперь… Нашла бы путь сюда.
И замолчал, опасливо смотря на открывшуюся дверь.
Ах, зря он так громко разговаривал! Не хотел Хелин напоминать Андрею о горечи утраты, а Андрей все слышал. Вздохнул и не сказал ничего.
– Что не идете? Завтрак стынет…
– Андрей, я…
Хелин не договорил. Слишком сильной болью отозвались на его глупые речи Андреевы глаза.
– Пойдем, – тихо сказал Андрей. – А про княжну не говори… Жива она, я сердцем чую! И волки ее не тронут, а деревья защитят… Не видел ты солнышко наше, поэтому и понять не можешь!
Хотел Андрей еще что-то добавить, но только рукой взмахнул и вышел прочь.
***
– Едут!
Едва заслышав этот клич, горожане привычно прятались в дома, а кто не успевал, падал на землю, склонившись до земли, не приведи Господь, мелькнет в глазах страх, и вспыхнет на самом дне их ненависть!
Не сносить тогда головы несчастному…
А как любить ту, что проезжает по городу в повозке, украшенной сапфирами? Сама-то на лошадях, а их кони все повыведены…
Как любить ту, что у детей последние крохи отбирает в казну свою? Как любить ту, что спряталась за разбойничьи спины, да их ятаганами угрожает?
Только страх да ненависть были в глазах, потому люди и прятали их, да не только от Княгини Великой! Так прятаться привыкли, что и друг другу в глаза не смотрели – боялись…
Да и как не бояться? Увидит сосед твою ненависть – донесет Растаману…
Вот и прятались по домам, потому что уже давно забыли, как это – разговаривать, улыбаться, любить… Даже детей своих боялись, потому что и от них не знали, чего ждать…
Поэтому ехала Еленина карета по пустому городу. Ставни даже в иных домах затворяли, чтобы дыхание не просочилось, не рвануло навстречу Елене, обдавая ее горячей ненавистью!
– Надо бы праздник устроить, Ариан, – говорила Елена, задумчиво глядя на пустынные улицы. –
Что-то город наш тоскливым стал… Чтобы фейерверками его расцветить да песнями веселыми! Тем паче скоро день моего рождения…
– Как прикажете, Великая, – склонил голову Ариан.
Проехали они по улице, и тут же вернулась туда жизнь. Словно вздох облегчения вылетел из домов, закрытых наглухо.
– Не любят они меня, Ариан! – вздохнула Елена. – И ждут свою княжну…
– Да как же вас не любить, Княгиня? – приподнял Ариан удивленно брови. – Такую красавицу…
– Оставь, – отмахнулась Елена. – Не хуже меня знаешь, что не любят! Да и пускай – когда в твоих руках власть, зачем тебе любовь? Захочу – каленым железом выжгу им глаза, чтобы не смотрели на меня исподлобья!
Топнула княгиня ножкой, да брови атласные сдвинула…
– Нельзя так, Великая, – рассмеялся довольно Ариан. – Холопам и кнута хватит, что же тратить на них другие средства? Сами знаете – не станет у вас холопов, и пшеницы не будет, и хлеба…
– Растамановых псов в другие края пошлю, – пробормотала Елена. – Впрочем, ты прав… От страха и ненависти сами мучаются, да ведь трусы! Дальше этого у них не пойдет… Сами не ведают, что благодаря этому и рабами моими стали…
И рассмеялась зло, взмахнула рукой – словно ветер поднялся, разнес ее смех по городу, и еще холоднее стало! Будто поднялась вьюга, метнула в лица пригоршни колючего смеха.
– Ты сама, княгиня, не хочешь себе помочь, – осторожно начал старую песню Ариан.
– О чем ты?
– Почему терпишь проповедника? – тихо спросил Ариан. Вроде голос его был мягок, но Елену не обманешь… Уловила она стальные нотки в его голосе и нахмурилась.
– Да чем же тебе Андрей так мешает, что вот уже два года только и слышу, что его извести надо?
– А слышала ли ты, что он говорит? – усмехнулся недобро Ариан. – Что заповеди Господни нарушены, и не будет теперь людям спасения, если не отойдут от старого, не покаются…
– Да ведь речи его мимо ушей текут! – рассмеялась Елена.
– А Степан? – напомнил Ариан о разбойнике, который, наслушавшись Андрея, в рубище оделся и против Растамана вышел.
– Одна туча погоды не делает, – отмахнулась Елена. – Нет больше этого Степана…
– Его нет – другой появится, а там еще и еще! Опасен этот Андрей! Ничто ему не помеха, и все из-за твоей любви, княгиня!
Ах, зря он это сказал, зря! Ариан и сам испугался смелости своей. Словно молнии в Елениных глазах сверкнули!
– Да как ты смеешь? – тихо проговорила она.
– А как еще понять тебя, Княгиня? – продолжал Ариан. – Людей других и за меньшие провинности в подземелье прячешь, а этому парню все дозволено! Вот уже два года прошу тебя, Княгиня, во имя твоего же благополучия – замкни его уста железной печатью! Так нет же – стоит тебе его увидеть, как меняешься! Из Княгини в девчонку превращаешься, не хуже Растамановой Калиники, что от найденыша Андреева, как от солнца, млеет!
– Млеет, говоришь? – улыбнулась Елена. – Вот и подарок был бы мне к празднику…
– О чем это ты?
– Одного человека счастливым сделать… Ах, кабы хоть одно существо на белом свете благодарностью ко мне бы воспылало!
– Да что пришло тебе в голову? – не мог понять ее Ариан.
– Хорошо, скажу… В день рождения моего желаю, чтобы объявлено было о помолвке.
Ариан даже пот со лба вытер.
Неужели княгиня никак не покончит с бесплодными мечтаниями?
– Не женится он на тебе, Княгиня, прости уж меня за дерзость!
– Да я разве о себе? – нахмурилась Княгиня и вздохнула тяжко.
– И без тебя знаю, что Андрею легче умереть, чем жениться на мне! Я о Калинике… Ведь мое желание закон, так?
– Так, княгиня…
– Вот я и хочу, чтобы в день моего рождения объявлено было о том, что с этого дня Растаманова Калиника и Андреев найденыш жених с невестой!
И она откинулась на спинку бархатного сидения, украшенного парчей: ни дать ни взять королева.
Хотел возразить ей Ариан, но сдержался.
В глазах мелькнула радость: он знал прекрасно, что Хелин нипочем не согласится стать Калинкиным супругом, а Андрей на сей раз не против его желаний восстанет, против Княгининых!
– Что ж, – улыбнулся он Княгине. – Не скажу тебе, что мне твоя идея по нраву пришлась… Но – твоя воля – закон, Великая!
***
Андрей часто приходил сюда, на самую окраину Города, где раньше жили книжники, а теперь только ветер разгуливал по остывшим от человеческого дыхания жилищам…
Отсюда виден был лес.
– Ах, матушка, матушка… Не уберег я вас с княжной…
Словно дыхание коснулось Андреевой щеки, и он поднял глаза. Там теперь его матушка, сидит на облаках, с Господом разговаривает. А княжна? Где теперь она?
Два года прошло с той поры, как пришел Андрей в опустевший дом. Только матушка лежала, как живая, улыбалась во сне. Ни коня Каната, ни кошки, да и коза пропала…
Схоронил он матушку там, в лесу. Поискал девочку, да не было на его зов ответа… Только ветер откликнулся, да кукушка ему еще два года пообещала, на большее не расщедрилась!
Не будь на его руках Хелина, ушел бы Андрей вслед за няней – одиноко ему стало без нее, да мальчика поднять надо было, защитить…
А только тоска пересиливала, вот и приходил Андрей сюда, откуда виден был лес, навеки забравший от него матушку и спрятавший в чаще княжну. Сначала надеялся Андрей, что девочка найдется, да где уж малому ребенку одному в лесу выжить? Если матушка не уберегла, ушла в заоблачные выси, как же смогут уберечь деревья да кошка?
– И ты, княженка, вместе со своей няней облаками играешь, – прошептал Андрей. – Остались мы безо всякой надежды, только один Господь нам покров, да и станет ли Он нам помогать, таким? Все заповеди его нарушили… Вместо Света Господнего впустили в сердца зависть, жадность и страх. Может, потому и забрал он вас с матушкой, что не среди злобы да крови вашим светлым душенькам жить?
Андрей поднял к небу глаза.
– Ма-туш-ка…
Как стон из груди вырвался.
Ветерок ласково ли коснулся его щеки, или добрая нянина рука дотронулась, смахнула слезинку, но стало ему легче.
Да и снова показалось, что нет смерти на свете, а только душа освобождается от телесных оков, празднуя победу над тленом.
Вот только душу не обнять, на груди ее не укроешься, и Андрей тосковал: не хватало ему матушкиной доброй улыбки и звонкого смеха маленькой княжны…
– Простите ли вы меня? – проговорил Андрей, поднимаясь. – Кабы я пришел хоть на мгновение в тот день раньше… Тебя бы, матушка, не упас: воля Божия над тобой свершилась. Но княжна…
Не мог он об этом думать, слишком горько на душе становилось!
Да и пора было возвращаться. Как ни хорошо было тут сидеть да боль свою небесам отдавать, а в Городе ждал его Хелин.
Он повернулся и пошел по дороге в Город.
А лес за его спиной остался, молчаливый и загадочный, спрятавший подальше от Андреевых глаз маленькую княжну, словно один хотел владеть этой тайной, никого к себе не подпуская…
Даже Андрея.
***
Словно дитя, радовалась Елена…
«Поймет он, что я добра хочу и ему, и мальчику… Ведь Растаман знатен, богат, да и вражда их закончится, когда дети соединяться…» – думала она.
Правда, слышала Елена, что любовь Калиники безответна. Но чего ждать от мальчишки-подростка? У него и молоко на губах не обсохло, откуда он может пока распознать свое счастье?
– В Городе краше Калиники и нет девочки этого возраста, – рассуждала Княгиня.
– Не стану спорить с тобой, Великая, – поддакивал Ариан. – Вот только сначала заручись согласием жениха… Горяч он, говорят, и горделив…
– Каков сокол, таков и птенец, – улыбнулась Елена и тут же замерла, бросив взгляд на дорогу. Сердце забилось, как птица в клетке, щеки залились румянцем…
Не укрылась от глаз Ариана перемена, происшедшая с княгиней.
Он посмотрел туда же, куда смотрела она, и глаза его сузились.
По дороге шел Андрей.
– Останови, – попросила Елена.
Разве мог он перечить княгине?
Пришлось подчиниться… Княгиня же, как малое дитя, спрыгнула с подножки кареты и побежала к возлюбленному.
– Андрей! Подожди…
«Вот тебе и Великая, вот тебе и всемогущая… Ах, если бы вышло все по-нашему два года назад!»
Но – не вышло… До сих пор не верил Ариан Растамановым сказкам! Да и как поверишь: то белый волк на него набросился, то кошка трехцветная откуда ни возьмись в лицо когтями вцепилась – и вправду Растаман долго ходил, прикрывая от нескромных взглядов исцарапанное лицо, а то вдруг призрак ему привиделся – матери Андрея… Только занес он кинжал над спящим, кто-то мягко руку удержал. Обернулся Растаман, а перед ним стоит нянька, как живая, и говорит ему: «Мало ли грехов на тебе? Зачем чужие берешь? За собственные-то отвечать времени не хватит…»
Сказала и исчезла, да только не смог Растаман ударить в тот вечер Андрея!
– Словно кто его охраняет, – процедил Ариан сквозь зубы, наблюдая, как княгиня глаз не сводит с бунтаря и…
– Еретика, – пробормотал Ариан и улыбнулся.
Ничего, обойдется он и без Растамана! Сама княгиня и убьет Андрея…
***
– Да что ты придумала?
Андрей отодвинулся от Елены, заглянул в ее глаза.
– Смеешься надо мной, Великая, – сказал он.
– Не хуже меня ты знаешь, Андрей, что нет лучше для твоего найденыша невесты… Знатность ему даст эта женитьба…
– Знатность?
Андрей рассмеялся.
– С каких же пор у нас разбойники с большой дороги знатью стали, княгиня? Или я в этой жизни чего-то по сию пору не понял, но если ты их знатью почитаешь, моему мальчонке среди них не бывать! Да и в знатности ли дело, когда два сердца соединяются? Разве может быть счастливым союз без любви? Была ли ты, Елена, счастлива с князем? А ведь дал он тебе знатность, вот только любви тебе по сию пору не хватает! Что за идея родилась в твоей голове? Да и по возрасту они дети еще, о какой им семье раздумывать? Растамановой Калинике всего-то четырнадцать стукнуло, а Хелину – пятнадцать только!
– Моя мать в этом возрасте уже меня родила, – упрямилась Елена. – Да и меня князь сюда привез, когда мне шестнадцать стукнуло…
– Много ли счастья это дало тебе? – спросил Андрей тихо.
«Много, – хотелось ей ответить. – Тебя увидела…»
Но она промолчала, насупилась: не хотел он ее понимать!
– Прошу тебя, Елена, не обижай девочку, – взмолился Андрей. – Поговори вначале с Хелином и уж только после этого подступай к Калинике – ведь нет хуже боли, чем отказ жениха!
Ах, как Елена хорошо это знала!
На одно мгновение она была уже согласна с его доводами, поставив себя на Калиникино место: если девочка и в самом деле любит Хелина, а он ее нет, как же трудно ей будет все время рядом с ним, быть и знать, что никогда ее муж не полюбит, только терпеть станет, да и то… Хелин-то не будет терпеть!
Она потупилась.
– Может быть, ты и прав, – начала она задумчиво.
– О чем речь, моя госпожа? – услышала она за спиной вкрадчивый голос Ариана. – Уже сообщила Андрею о великой радости?
– Ах, Ариан, все не так просто, как мы думали! – всплеснула руками Елена. – Вдруг и вправду откажется мальчик? Позор для девочки…
– Как же откажется? – недоуменно спросил Ариан.
– Да если он ее не любит!
– Разве твоя воля не священна, Великая Княгиня? – проговорил Ариан. – Или я не понимаю чего-то? Или у нас Андрей в Городе княжит?
– Сам знаешь, Ариан, что нет, – усмехнулся Андрей. – И в воле княгини я смысла ищу… Малы они оба. Надо подождать!
– Видишь, Ариан, – обрадовалась Елена. – Надо просто немного подождать… Хотя бы год один!
– Не понимаю тебя, Княгиня, – пожал плечами Ариан. – Сама хотела в день своего рождения о помолвке объявить, радовалась, как дитя, и что же? Встречаешь по дороге этого человека – и сразу по-другому думать начинаешь! Вот и возникает вопрос, кто у нас правит Городом, ты или он?
Елена молчала, снова потупившись: как ей уйти от неприятного разговора? Кто прав – Ариан или Андрей?
– Может быть, Андрей считает, что ты и не Княгиня вовсе? И городом властвуешь не по праву? – прошелестел Ариан, с каждым звуком источая яд.
– Ты говоришь, не я, – усмехнулся Андрей.
Вздрогнула Елена. Подняла глаза и холодной молнией обдала Андрея.
Да как он смеет сомневаться в ее власти?
– Завтра же объявить о помолвке, – холодно бросила она и пошла прочь к карете.
– Не отдам я тебе мальчишку, Ариан, – проговорил Андрей. – Не сломаешь ты его жизнь, как сломал Еленину…
Она услышала его слова, обернулась, смерила его ледяным взглядом с ног до головы, как холодом обдала…
– Завтра твой найденыш должен быть представлен ко двору в качестве жениха Растамановой Калиники, – чеканя каждое слово, повторила она. – А удумаешь иное – пеняй на себя! Нет у твоего мальчишки выбора – или в одних оковах будет, или…
Она усмехнулась. Глаза их встретились. Словно подменили Елену – теперь в ее глазах только высокомерие да властность были, и голос стал пронзительным, словно ворона закаркала…
Договаривать она не стала, да Андрей ее и так понял.
Приподняла тяжелую парчовую юбку и шагнула в карету.
Ариан остановился и, обернувшись, подмигнул Андрею. «Чья взяла?»– неслышно прошептал он, но Андрей расслышал. Проводил взглядом удаляющуюся карету и вздохнул.
Не будет Хелину, как и ему, в этом Городе покоя!
– Где же ты, княжна, – прошептал Андрей. – Город твой весь в кровавых слезах… Только тебе одной под силу было открыть железную дверь, выпустить на волю Светлого Ангела! Ах, матушка, матушка! Как же мы с тобой ее не сберегли? Теперь и Господь от нас, видать, отвернулся!
Только ветерок со стороны леса пролетел мимо, коснулся разгоряченной щеки Андрея. Словно хотел успокоить, да от горя и обиды не понял Андрей, что хотел ему сказать свободный ветер…