***
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«ГОСТЬ»
***
«Странный был вчера день, и странная ночь… Кто-то взял, да добавил черной краски в радостный цвет. Вроде бы ничего дурного со мной не случилось, а словно все время вороны стаей кружили над моей головой».
Впрочем, теперь на небе сияло солнце, как весной, и птицы пели, зазывая Анну в лес. И Анне казалось, что все тревожное растаяло от солнечных лучей.
– Наверное, дело все в снах, а я эти сны и не помню… – сказала девочка, спрыгивая с кровати. – Если я их не помню, значит, они были пустыми. Не вещими… Да впрочем, нянюшка говорит, что вещих снов не бывает! Страшные сны нам бесы посылают, чтобы радости дня Божьего лишить!
Конечно, рассуждения были здравыми, и Анна даже немножко загордилась: посмотрела на себя в зеркало с важным видом – вот я какая умная-разумная!
Да и сама рассмеялась: такой забавной показалась ей маленькая девочка с волосами белее снега. Щеки от важности надуты, губки сложены бантиком – ни дать ни взять Растаманова Калиника!
Анна показала самой себе язык и сделала шутливый книксен:
– Доброе утро, наиважнейшая, – проговорила она. – Как вам спалось?
– Ах, – ответила «наиважнейшая». – Всю ночь обдумывала, что бы одеть на королевский бал! Я так устала, милочка, что и не выспалась совсем!
– Ну и глупо, – постановила Анна, которой уже наскучила эта игра.
Она причесалась, умылась и отправилась к няне.
– Няня, доброе утро!
Она уже вбежала было в кухоньку да замерла на пороге.
Няня была там не одна.
Напротив нее сидел старый-престарый монах, седой, как лунь, и морщинистый, как картошка.
Только глаза у монаха были ясные, голубые, чистые, как два озера, и в глубине этих молодых глаз таилась улыбка.
– Доброе утро, – вежливо сказала девочка, смотря на гостя с любопытством и ожиданием. Сердце подсказало ей, что этот монах не обычный, а волшебный. Марго сидела у него на коленях, умывалась, а он гладил ее по шерстке. «Раз Марго к нему так расположена, то он хороший человек», – решила Анна.
– Когда такое солнышко просыпается, разве может утро быть злым? – ласково улыбнулся монах и протянул к ней руку. – Ну, поди сюда, светик ясный!
Руки у него были морщинистые, как лапки ящерицы, но добрые, словно свет от них исходил.
Анна шагнула к нему, он обнял ее, усадил к себе на колени.
– Да тяжелая же она, батюшка! – запротестовала няня.
– Вот и нет, легкая! – рассмеялся монах. – Как облачко…
– А вы из Города пришли, тоже от злой Княгини спасаетесь? – осмелела окончательно Анна.
– Спасаться и вправду спасаюсь, – рассмеялся монах. – Только не от Княгини… Чего от нее спасаться-то? Ее саму бы спасти… Глупая она просто, заблудшая. Золото сверкнет – и глаза ей тут же застит… Счастье свое дважды проворонила из-за этого золота!
– И вправду так, – вздохнула няня. – Только я бы, батюшка, и не позволила Андрею с ней венчаться!
– Вот неправильно, няня! – возмутилась девочка. – А если между ними любовь?
– Какая любовь, – махнула няня. – Беснование одно…
– Беснование? Сказала ты, матушка! – проговорил монах. – Любовь никогда с бесами не знается… И права девочка: может, и спасла бы нас всех любовь Андрея твоего, да вот только пока зло сильнее… Как бы беды не вышло.
– Уже вышла беда, – ответила няня. – Княжна пресветлая в лесу спасается, а разбойники в княжеских хоромах веселятся! Тьфу, напасть!
– Да брось ты, нянечка, – спокойно улыбнулась Анна. – У меня свое княжество – лес, и мне здесь куда веселее, чем в городе! Вот только бы научиться понимать, как звери и деревья разговаривают!
– Разве ты не умеешь?
В глазах монаха снова появилась улыбка.
– Нет, не умею, – призналась Анна. – Вот доберусь до Отшельника, он меня обучит…
– До Отшельника? – удивился старик. – Да чего ж до него добираться-то?
– А как же еще, если его сруб на самом краю земли стоит, – важно ответила девочка. – И чтобы его увидеть, надо трижды перекреститься на рассвет, пасть на колени и пропеть громко: «Иже херувимы»… Тогда ангелы спустятся с небес и отворят сапфировые ворота…
– Эка сложный этот отшельник! – цокнул старик языком. – Да к такому важному парню я бы и не пошел… Нет чтобы просто двери такой прелестнице открыть, он бедняжку какие-то выкрутасы делать заставит! Это ж надо – трижды на рассвет перекрестится, потом на коленях поползать, да еще и с песней святой! Что-то весь в гордыне твой отшельник, как в петушиных перьях!
– Вот и нет, он волшебник, – начала было девочка, да приостановилась, внимательно смотря на гостя и няню.
– Да вы смеетесь надо мной! – горячо воскликнула она, потому что от ее глаз не укрылось, что и вправду смеялись и няня, и монах. – Ладно надо мной, но как же над отшельником-то? Грех ведь это великий!
– Нет, нет, что ты! – попытался успокоить ее монах. – Просто я как раз к отшельнику собрался, и тебя могу взять… Там с тобой и проверим, все ли правда из твоих легенд…
– Правда, возьмете?
Девочка даже замерла в восхищении.
– Если няня тебя отпустит!
– Няня! – взмолилась девочка, сложив руки на груди. – Отпустишь?
– Куда я денусь! Только возьми Марго, а не то без взрослых по лесу шастать не позволю!
– Так я же с ним!
Няня смолчала.
А старик ее успокоил:
– Да я ее провожу потом… Не волнуйся так.
– Но Марго мы все-таки возьмем, – сказала девочка, погладив кошку. – Раз ей хочется…
Монах вскинул удивленно брови.
– Кому?
– Да Марго хочется, – ответила Анна.
– И как ты это поняла?
– Она сама сказала, – передернула девочка плечиком.
Ничего не ответил монах, только улыбка спряталась в седой бороде.
– Ну, нечего нам время терять, – поднялся он. – Спасибо за хлеб-соль… Оденься потеплее, светик ясный, да пойдем! До темноты вернуться надо!
***
Идти с монахом по лесу было весело… Шел он быстро, уверенно, словно был тут не в первый раз. И по лесу этому ходил несколько раз на дню.
– А ты его хорошо знаешь? – спросила девочка.
– Кого?
– Да Отшельника…
– Не лучше, чем ты, – вздохнул он. – Вот даже и не ведал, сколько про него сказок говорится. Думал, он просто молитвенник, а тебя послушал – удивился.
– Да кто ж не удивится? – рассудительно сказала девочка. – Перед волшебством и чудесами любой остолбенеет! Говорят, он ночью на небеса заходит.
– Это-то у него как выходит? – потрясенно выдохнул монах. – Разве человек может по небу ходить? Тяжесть-то такую какое облако выдержит?
– Да запросто! Он молится, и ему Господь лестницу с небес спускает… Он на самую верхушку подымается, садится и песню поет…
– «Иже херувимы»?
– Нет, – покачала головой девочка. – Никто этой песни понять не может, а только после нее начинают подснежники расцветать…
– У тебя не Отшельник получается, а Господь Бог собственной персоной, – улыбнулся монах. – И весна по его велению на землю спускается, и лестницы на небесах ему послушны … Даже страшно к такому идти!
– Страшно, – согласилась девочка. – Но меня к нему душа зовет.
– Если душа зовет, надо идти!
Они уже прошли почти весь лес, углубились в чащу.
Старик-монах шел уверенно, напевая что-то тихонько.
Анна с удивлением обнаружила, что он устал куда меньше ее.
«Может, это потому, что у меня Марго на плече?» – подумала она.
Марго обиженно посмотрела на нее. Да и сама девочка поняла, что Марго тут совершенно не при чем – никогда Анна не уставала, а уж Марго всегда у нее сидела на плече!
– А что за песню ты поешь? – поинтересовалась она.
– Я не песни пою, а молитвы, – ответил он. И запел погромче.
– Царю небесныый, утешителю душе истинный, прииди и вселися в ны…
Голос у монаха был густой, красивый – Анна невольно заслушалась и прошептала:
– До чего красиво…
– Да и легче идти с молитвой...
И тут же осекся.
– Ах, я старый дурень! – сокрушенно вздохнул он. – Дитя-то у меня устало! Давай-ка ко мне на руки… Идти-то уже недалеко.
– Нет, – покачала Анна головой. – Лучше я тоже пойду с молитвой! Надо же попробовать твой способ ходьбы!
И запела звонко, вторя красивому баритону монаха:
– И очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша!
Теперь словно крылышки приделали к маленьким ножкам княжны.
Они спели и «Свете тихий», и «Воскресение Христово» – как показалась поляна, а на поляне – землянка.
– Вот и сруб тот знаменитый, – хитро улыбнулся монах. – Ну, давай выкрутасничай, будем твои волшебства проверять на деле!
Анна к делу сначала отнеслась серьезно.
Трижды перекрестилась на солнце, встала на колени. Старик продолжал стоять как ни в чем не бывало.
– Нет, – сказала Анна. – Не дело это… А ты что же стоишь?
– Разве я с тобой должен эти фигуры отображать? – удивился старик.
– А как же? Иначе только мне Отшельник явится.
– Как это явится? Призрак он, что ли?
– Нет, не призрак! Он святой…
Последний довод убедил наконец непокорного монаха.
– Ну, разве только святой, – рассмеялся он и встал рядом с Анной на колени. – Тогда, конечно, надо побольше выкрутасов твоих испробовать. Со святыми-то ты чаще меня общаешься…
Анна поняла, что имеет дело с человеком непросвещенным в чудесах, и придется ей взять на себя сложности общения со Святым Отшельником.
– Иже херувимы, – запела она тонко, сложив на груди ручки. – Тайно образующе…
Старик смотрел на нее, словно не рискуя подпевать. «Вот кто только свят – дитя, – думал он, слушая несущийся ввысь голосок. – Ах, жаль, что не в моих силах показать ей чудеса, которых так ждет эта маленькая птица! Всего-то и сил у меня, чтобы помочь ей крылышки расправить…»
– Ну? – закончила пение княжна. – Что же дверь-то не отворяется? Это потому, что ты не пел!
– А может, нет отшельника сейчас дома? – предположил старик. – Прогуляться пошел…
И, встав с колен, подошел к жилищу.
Толкнул дверь – она открылась.
– Заходи, – позвал он девочку. – Свершилось твое чудо… Двери сами открылись…
Но девочка стояла, смотря на монаха внимательно.
– Так ты и есть Отшельник! – выпалила она, топнув ножкой. – Ничего не скажешь – хорош воспитатель! Заставил меня тут глупости разные творить!
– Да молитва разве глупость? – рассмеялся Отшельник, беря девочку за руку и вводя в жилище. – Вот ты молилась – и сама была чудом! Потому как с Богом разговаривала, и Он тебя слушал да улыбался…
– А ты откуда знаешь, что слушал?
– Я же Отшельник, – ответил старик. – Может, я по ночам на небо и не лажу по лестнице, да определить-то, кто Богу мил, могу…
Марго, словно и раньше бывала в скромном жилище, быстро устроилась на печке, свернулась клубочком и заснула.
– Какая же я бессовестная! – воскликнула Анна. – Заставила тебя по снегу на коленях ползать…
– Так и я тебе не сказал сразу, кто я таков, – успокоил ее Отшельник. – Да и никакого вреда нет в том, что на коленях постоял… Коленям полезно, чтобы иногда на них постояли.
– Но няня говорит, что негоже мне перед людьми на колени падать!
– Перед людьми-то может не надо, особенно перед глупыми, – улыбнулся ей старик. – А перед Богом можно. И нужно даже…
Девочка нравилась ему, и общение с ней приносило ему радость: словно сотни колокольчиков, рассыпался по лесу ее звонкий смех.
Одно лишь омрачало мгновения безоблачного счастья.
Старик смотрел на чистый ее лик и вздыхал украдкой.
«Ведь я тебя обучить должен, – думал он. – И придется тебе распроститься с детством… Ах, как бы мне хотелось, чтобы продлилось оно подольше!»
Да тут же прогнал эту мысль: разве не верит он в то, что не оставит Бог это дитя? Разве у Бога меньше любви, чем у него?
«Выгони прочь эти мысли, не ослабляй страхом княжну», – приказал себе старик.
– А правду говорят, что ты с деревьями и животными разговаривать умеешь? – спросила девочка.
– Правду, – кивнул старик.
– А меня научишь? – с замиранием сердца поинтересовалась она, опасаясь получить отказ.
– Да ты разве не умеешь? – удивился старик.
– Нет, – покачала грустно головой Анна. – То есть мне кажется, что я слышу их, но няня говорит, это одни фантазии…
– Много она понимает, твоя няня, – рассмеялся Отшельник. – Пойдем, познакомлю тебя с одним моим другом… Надеюсь, что он станет твоим тоже.
– А что для этого нужно? – спросила Анна, боясь, что у нее этого не окажется.
– Любовь, – ответил Отшельник. – Для того чтобы тебя любили, надо самой любить. Видишь, как все просто! Это люди голову ломают да всякие заумные книги пишут.
Он накинул снова на плечи тулуп и помог Анне потуже затянуть шаль.
Они вышли из дома, Отшельник остановился и крикнул в глубь чащи:
– Виктор! Выйди, покажи свою красоту невиданную!
Словно вьюга завыла…
Анна отшатнулась в страхе, прижалась к Отшельнику, пытаясь спрятаться. Он погладил ее ласково по голове и проговорил:
– Что же ты, княжна… Вон твоя кошка – не боится, из дому вышла, радуется встрече с приятелем. А ты трепещешь, как листок на ветру! Подыми глаза…
Анна послушалась не только голоса дивного старца, но и подсказки сердца.
Подняла глаза и замерла, не в силах вымолвить слова, очарованная.
Прямо перед ней стоял огромный, белый волк, величественный и одновременно нежностью исполненный, с гордой, словно из облака, слепленной головой, а в глазах волка сверкали изумруды.
Марго же вспрыгнула чудному волку на спину и потерлась доверчиво о его шерсть.
Анна была готова поклясться, что волк улыбнулся.
– Знакомьтесь теперь, – сказал старец. – Это Виктор, а это княжна Анна…
– А как бы мне его погладить? – прошептала Анна.
– С любовью, – напомнил ей старец. – Две есть на свете вещи неодолимые. Любовь да молитва… Даже смерть бессильна ужалить, если любишь.
Анна подошла к волку, робко протянула руку.
– Я люблю тебя, – проговорила она.
И Виктор пригнул огромную голову, чтобы девочке было удобнее коснуться его ослепительно белой шерсти…
Она коснулась его головы, словно благословляя его. Потом, осмелев, погрузила пальчики в мохнатую белую шерсть.
– Я так люблю вас всех, – прошептала она и рассмеялась так звонко и заразительно, что старец не смог сдержать улыбки.
***
Теперь они шли по лесу вместе: Отшельник, следом волк, на спине которого ехали Анна и Марго.
«Это самая чудесная прогулка в моей жизни», – думала Анна.
– Вот если бы еще научиться понимать, о чем они разговаривают…
– Ты о чем? – обернулся старец.
– О птицах. Деревьях. Животных.
– Мне кажется, ты понимаешь их язык…
– Нет, это только мои выдумки!
– Опиши-ка, как это происходит, – попросил Отшельник.
– Я стою и очень долго прислушиваюсь, – начала Анна. – Вроде шелестит слабый ветерок сначала. Потом я в этом шелесте начинаю различать слова… Или в птичьем гомоне! Только это происходит как бы внутри меня. Поэтому няня и говорит, что я выдумщица, каких свет не видывал…
Они остановились.
– Давай проверим, – серьезно предложил старец.
– Как?
– Прислушивайся…
Вокруг царила такая тишина, что сначала Анна только рассмеялась: да к чему тут прислушиваться? Только далеко плакала кукушка, да с болота доносился лягушачий хор…
Но вот прошелестели ветки. Это ветерок-проказник коснулся их налету, да полетел дальше.
– Устала от зимы…
Эти слова долетели до Анны отчетливо, и в то же время словно она сама произнесла их, неслышно, как подумала…
– Устала от зимы? – повторила она.
– А еще? – потребовал старец. – Еще что-то слышишь?
Анна снова замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть то странное ощущение, которое родилось в ней, как будто она теперь не только она, но и та высокая ель, и березка, уставшая от зимы, и Марго, и волк Виктор…
– Точно я целый мир, – удивленно проговорила она. – И все живет в моей груди, и это так…
– Как? – ласково спросил старец, перебирая морщинистыми пальцами светлые Аннины локоны.
– Так тепло и весело, – выдохнула Анна. – Словно во мне не одна моя жизнь, а много…
– Какая смешная девочка, – услышала она за спиной, обернулась.
Прямо на нее смотрела с ветки маленькая рыжая белка.
– Да что же в ней смешного? – ответил белке дятел, погруженный в работу. – Обычный глупенький ребенок…
– Да сам посмотри, стоит и удивляется тому, что так нормально! Так естественно…
– Она же только учится, – прошелестела ель. – Не слушай их, детка! Настанет время, и ты всему научишься! Главное – начать постигать Науку Любви, остальное придет само собой!
Анна шагнула к ели.
– Это правда вы говорите, или я все придумала? – робко спросила она.
– Конечно, я, – шелохнула ветвями ель. – Нет ни ветерка, а я разговариваю с тобой…
– И с Дубом я тоже смогу говорить? – замирая от восторга, спросила Анна.
– Да неужели этот старый пень делает вид, что тебя не понимает? – возмутилась ель. – Так я и думала… Ему просто лень разговаривать, милая. Но если ты передашь ему от меня поклон, вряд ли он промолчит…
– Я непременно передам, – пообещала Анна.
– Пора возвращаться, княжна, – позвал ее старец. – Солнце уже садится за Большую гору…
– Как же быстро пролетел этот день! – вздохнула Анна, которой хотелось, чтобы этот чудесный денек длился как можно дольше.
– У тебя впереди еще много дней, – серьезно ответил Отшельник. – И мне надо многому научить тебя…
– Ты и так обучил меня самому важному из искусств…
– Эту науку, дитя мое, ты постигла сама, – покачал он головой. – Да вот Марго помогла тебе… Но не я. А мне придется учить тебя более земным вещам.
– Каким? – удивилась Анна.
– Сейчас еще не время, – ответил Отшельник.
Они подошли уже к Анниному дому.
– Я уже волноваться начала, – посетовала няня, прижимая Анну к груди. – А это что за чудище?
– Няня, да ты что! – воскликнула девочка и порывисто обняла за шею Виктора. – Это самый лучший волк в мире!
Няня опасливо отодвинулась на всякий случай от «самого лучшего в мире волка»: лучший-то лучший, да мало ли что в голову ему взбредет…
– Что ж, спокойной ночи вам и снов хороших, – проговорил Отшельник, касаясь Анниной головки.
– Может, останешься? – спросила няня. – Ночь уже…
– Нет, – покачал старец седой головой и мягко улыбнулся. – Ночью все должны быть на своих местах. Кошка – на печи, волк – в норе, дитя в постели, а мы с тобой на молитве…
– И вы не боитесь? – спросила Анна.
Все-таки страшно ночью идти по лесу… Она бы никогда не решилась!
– Я и тебя научу, как не бояться ночного леса, – улыбнулся ей старец. – Только не теперь.
– А когда?
– Ох, что за неслух эта княжна! – заворчала добродушно няня. – Два взрослых человека ей спать велят, а она все с расспросами пристает!
– Когда? – снова спросила Анна.
– Завтра, – пообещал старец. – Завтра начну учить тебя, детка…
– Да неужто пора? – всплеснула руками няня.
– Пора, – печально кивнул старец. – Сумерки все гуще, и вороны крылами бьют… Все меньше у нас времени, пора маленькому цветку распускаться…
И с этими загадочными словами он пошел прочь, а за ним легкой тенью метнулся белый волк Виктор.
Ночь скрыла их, и Анне было пора спать: только сейчас она ощутила, как устала от радостей сегодняшнего дня.
– Странно как, няня, – пробормотала она сонно, – от радостей да веселья тоже можно устать не хуже, чем от горя да от беды! Ах, прости! Забыла совсем!
И она подбежала к Дубу, дотронулась рукой до могучего ствола.
– Ель просила вам кланяться, – сказала она.
Дуб молчал.
Анна почувствовала легкое разочарование: она-то думала, что воспоминание о Ели заставит его с ней поговорить!
– Или все это было только моей фантазией?
Она вздохнула и вернулась к дому.
– Как она поживает? – внезапно услышала она и остановилась.
Медленно обернулась.
Дуб стоял спокойно: погода была такая безветренная, что ветки не шелохнулись даже.
Сомнений не было: он только что говорил с ней!
– Хорошо, – ответила вежливо Анна, и, словно поняв, что он ждет этого, добавила:
– Вот только очень по вас скучает, милый Дуб!
– Спасибо, – прошептал Дуб грустно. – Я и сам по ней скучаю… Раньше-то мы были молодые и росли рядом. Если ее еще раз увидишь, и ей от меня поклон передавай!
– Передам непременно, – пообещала Анна, и, помахав Дубу рукой, исчезла за дверью дома.
***
Ночью в лесу тихо.
Все спят.
Только Время неслышно проходит, плывет по небесам, как облако, медленно, неспешно, но это только кажется! Быстро пролетают мгновенья, и никто не может остановить их…
Спит лес.
Маленькая княжна и сама не знает, что дети во сне – растут. Может быть, поэтому и не любят они спать? Кому же хочется вырасти, убежать из мира чудес?
Даже няня прикорнула недалеко от княжны. Ее сон чуток: а вдруг княжна ее драгоценная проснется, заплачет, или закричит – мало ли что ребенку приснится?
Чутко спит и Марго, свернулась калачиком у княжны в ногах, а ушки так и трепещут, улавливают каждый звук…
Спит в своей норе Виктор.
Только Отшельник стоит на камне, руки воздев к небесам.
Всем свое дело, его дело – молитвой охранять этот лес.
Одного не может он сделать – остановить ход времени…
Да и надо ли?
Всему свой черед, всему свое время.
И правильно, что дети растут во сне. А когда же им еще расти, скажите на милость?
Днем-то и других дел полно!
Медленно идет Время, в каждой руке по колокольчику, и колокольчики звенят тихо, послушные дыханию Бога…
Вот оно проходит дальше, выходит из леса.
Ему не хочется идти в Город. Но и там оно должно побывать. Не все люди в городе душой умерли. И надо вылечить тех, у кого душа болит…
Вот его колокольчик зазвенел погромче, и поднял голову Отшельник, посмотрел в темноту небес.
– Пора, – слетело с его уст неслышно.
– Пора, – отозвались колокольчики времени.
– Пора, – закуковала кукушка, проснувшись.
– Пора, – вздохнула во сне няня.
А Анна только улыбнулась во сне, обнимая свою трехцветную кошку.
Ей было слишком хорошо во сне, чтобы просыпаться…Будто не кошку она обнимала, а всевластное Время.