ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
«СТАРАЯ ПУСТОШЬ»
***
От истуканов пахло плесенью и чем-то еще более неприятным. Хелин обозначил бы этот запах, как смесь старости и тлена, но не решался… Вспомнив рассказы Жреца о гневливых и капризных языческих богах, он побоялся даже думать о них плохо. Если их нечаянно разозлить, а сделать это довольно легко, мало ли какой напастью это обернется для них с княжной?
Поэтому он молча обошел поляну, поворошил длинной палкой остатки костра – там еще были видны маленькие, белые косточки, которые слегка обгорели. Странно, подумал Хелин, оглядываясь назад. Если они тут трапезничали, то отчего так далеко от жилищ? Или у них тут был праздник на природе? Маленькое пиршество во славу какого-нибудь из этих…
О, снова эти мысли! Хелин невольно улыбнулся: истуканы казались ему похожими на раскрашенных «петрушек» с городской площади. Хотя у кукол были глаза добрее – эти смотрели хмуро, некоторые даже зло…
Словно читали его мысли.
Анна рассматривала поляну с детским любопытством. Она родилась уже после того, как язычники ушли в леса, и первый раз в жизни видела настоящих истуканов. Ей было непонятно, почему их так боялись – обычные деревяшки… Еще более непонятным было, как им можно поклоняться?
– Да куклам, которые мне показывала жена Зосимы, и то лучше кланяться да молиться, они хоть красивые, – прошептала она, дотрагиваясь рукой до выдающегося носа неизвестного идола. Идол улыбался, но Анне эта улыбка показалась лицемерной. «Улыбается-то он улыбается, а за пазухой держит каменюгу», – подумала она.
От Отшельника Анна слышала, как ради вот этих крашеных истуканов язычники сжигали себя заживо вместе с детьми… Да как же можно?
– Я думала, в них и в самом деле магия заключена, – повернулась она к Хелину. – Хоть черная… А тут никакой магии. Глупость одна…
– Разве глупость не сильна? Подумать как следует – так та же магия. Разве не благодаря человеческой глупости земля злом полнится?
Однако стоять на этой поляне и рассматривать диковинные фигурки можно было долго, да время бежит неумолимо. Вот уже солнце поднялось высоко-высоко – значит, скоро день на убыль пойдет… Спору нет – эта часть леса кажется спокойной, но кто знает, что за кустами таится? Про ночной кошмар разве забудешь? Надо было искать людей – с ними проще ночные напасти пережить!
– Они должны быть где-то рядом, – проговорила Анна. Тщательно осмотрев поляну, нашла и место, откуда являлись на эту поляну язычники – ветки там были обломаны, а снежок притоптан.
– Пойдем, – позвала она Хелина. – Видишь? Если идти прямо по этой тропинки, она нас приведет в Старую Пустошь. А там и до Гнилого Болота недалеко.
***
Надежда Анны найти стоянку язычников быстро таяли с каждым шагом вглубь леса. Никакого следа пребывания людей…
– Странно, – проговорила Анна. – Ведь поляна с идолами была? Была… Кто-то должен был там и костер разжечь да пляски свои устроить… Что они, сами в идолов превратились?
Хелин не знал, что ей ответить. Ситуация-то и впрямь получалась странная, загадочная, как морок, или наваждение. Может, и не было этих идолов? Только привиделись от усталости. После бессонной ночи, да еще проведенной в сражении с нежитью, мало ли что покажется?
– Ты вроде умела с деревьями разговаривать, – рассмеялся он, чтобы разрядить обстановку. – Вот и спроси у них, куда язычники подевались.
– А они тут молчаливые, – ответила Анна. – Ты думаешь, я не пытаюсь с ними говорить? Только и делаю, что вопросы им задаю, да они разговаривать не хотят, или не умеют…
– Тогда отчего в лесу нашем были такие болтунишки?
– А это их приучил Отшельник, – ответила Анна. – Они не боялись. А эти людей бояться. Не доверяют… Сам посмотри – я руку протягиваю, а березка съеживается, точно удара от меня ожидает! Даже слышу, кто-то плачет в зарослях…
Хелин и в самом деле уловил плач, вот только вряд ли этот голос принадлежал какому-то деревцу.
– И впрямь плачут, – сказал он. – Только плачет человек…
Анна и сама догадалась. Остановилась, повернулась туда, откуда доносились эти звуки.
Не раздумывая, Анна шагнула на этот голосок – мало ли кто в ее помощи нуждается?
– Анна, а если это кикимора болотная тебя в сети заманивает? – насторожился Хелин.
– До болота еще далеко, – рассудила Анна, – а кикимора вовсе не вредная бывает, если с ней по-доброму говорить. Ты, Хелин, такой большой уже, а простых вещей не знаешь! С любой тварью поговори, подари ей частичку сердца – и друг у тебя будет, а не враг…
– Что-то ты с вепрями не разговаривала, – усмехнулся Хелин.
Зря он ей напомнил! Вспомнила Анна про Виктора и самой захотелось сесть, голову уткнуть в колени и расплакаться горько… Никогда больше не увидеть ей, как Виктор по снегу бежит, кувыркается, играет с Анной!
– Прости, – понял Хелин свою оплошность. – Мне и самому его не будет хватать…
– Отшельник говорил, смерти нет, – тряхнула Анна головой. – Есть только временная разлука… Да и незачем про свое горе вспоминать, когда у кого-то рядом беда приключилась… Прислушайся, как плачут? Вряд ли это морок или кикимора… Пойдем быстрее – иногда можно опоздать на одну секунду, и уже ничего не исправишь!
И она быстро пошла на отчаянный зов, доносящийся из глубины чащи.
Хелин едва поспевал за ней, когда Анна улавливала зов о помощи, она словно обретала силы, ножки становились быстрыми, только фигурка ее легкая впереди мелькала…
Наконец она остановилась, присела и всмотрелась в темноту… Из ветвей, сплетенных в густую поросль, на нее смотрели глаза, полные страха.
– Не бойтесь, – ласково проговорила Анна. – Я не причиню вам вреда! Что с вами за беда приключилась?
Ответа не последовало. Наоборот, раздался быстрый шорох, и глаза исчезли. Анне показалось, что владелица этих прекрасных глаз и дышать-то теперь боялась…
– Ну, нашла свою кикимору? – послышался за ее спиной голос Хелина.
– Вовсе и не кикимора, – ответила Анна. – Очень красивые глаза… У кикимор они маленькие, хитрые, а это человеческие глаза. Только ее кто-то напугал насмерть, и она боится на свет показаться…
И она снова обратилась к обладательнице красивых глаз:
– Вы и в самом деле можете нас не бояться! Хотя бы потому, что мы и сами боимся вас, и в этом лесу мы впервые. Давайте договоримся – мы переступаем через наш страх, а вы – через свой, и встречаемся вон там…
Она указала на поляну.
– Нет-нет, – прошептал из кустов женский голосок. – Там нельзя… И вам там добра не будет, если вас рядом со мной увидят! Давайте лучше наоборот – отойдем подальше, в сторону Логова…
– Да кто вас так напугал, что вы Логова боитесь меньше? – удивилась Анна. – Мы только что из Логова пришли, и нет страшнее места…
– Есть, – горячо запротестовала таинственная незнакомка. – Может, для вас там и страшнее, а для меня – лучше в Логове сгинуть, чем …
Она не договорила. Замолчала, прислушиваясь.
И в самом деле где-то далеко слышались мужские голоса.
– Эй! – кричал один.
– Нету! – эхом отзывался второй.
– Они меня ищут, – горячо зашептала незнакомка. – Пожалуйста, если не хотите навлечь на меня беду, не рассказывайте им, что меня видели! Дайте мне возможность уйти…
– Но вам нельзя в Логово! – возразила Анна. – Вы там погибнете!
– А я и тут погибну, – грустно сказала она. – И неизвестно, где смерть будет страшнее…
Быстрые шаги заставили ее замолчать.
Странники оглянулись.
– Кто…
Говорящий с ними осекся, замолчал. Грозное начало речи было невольно скомкано – удивление было сильнее…
– Хелин?!
Глаза Хелина округлились: он никак не ожидал увидеть здесь… Жреца!
Жрец быстро взял себя в руки, и снова во взгляде была власть, а губы плотно сжались в надменной улыбке.
Жреца как подменили. Ничего не осталось от запуганного насмерть старика – перед Хелином стоял владыка. Вот только глаза у этого владыки были недобрыми. Да и как бы стать добрым князем тому, кто выбрался из грязи? Раб – он везде раб, даже на царском троне…
«Много натерпелся Жрец от Растамана да Елены, вот теперь и придется другим потерпеть», – вздохнул Хелин.
– Мальчик мой, – расплылся Жрец в лицемерной улыбке. – Как я рад, что ты жив-здоров! Вот что значит моя охрана…
При этом он метнул злой взгляд в сторону княжны: ее он увидеть тут уж совсем не рассчитывал!
– А почему, интересно, – пробормотал Хелин, стиснув зубы.
Не нравился ему Жрец в новой своей ипостаси!
Теперь он был одет в шитый золотом балахон, седые космы стягивал на лбу обруч, а в руках – палка какая-то позолоченная… И люди за спиной Жреца хоть и улыбались, а видно было – прикажет им Жрец разорвать их на части, разорвут без размышлений!
– Ну что ж, Хелин, – обнял его за плечи Жрец. – Добро пожаловать в наши края! Добро пожаловать и тебе, Анна, дочка князя Романа!
Последнее прозвучало зловеще, да и показалось Хелину, что сопровождавшие Жреца напряглись, глаза их злобой полыхнули, как огнем.
Ропот послышался, руки сами к ножам метнулись да застыли.
Жрец поднял руку, губы подрагивали в победной улыбке.
– Разве отвечают дети за преступления родителя? – молвил он. – Оставьте свой праведный гнев! Покажем маленькой княжне, что не там добро, где ей указывали! Пусть сама познает величие наших богов, которых изгнали с ее земли!
Анна не ответила. Сначала Хелину показалось даже, что девочка напугана, но присмотревшись, он понял: нет, даже тени страха в ее голубых глазах не мелькнуло! Она смотрела на Жреца и его вояк спокойно, с улыбкой – так смотрят на детей, думающих, что их игры самые правильные…
– Пойдем к нам в шатры, – царственным жестом пригласил Жрец. – Живем мы не богато, что и говорить… Но зла не помним. А вы продолжайте поиски, нельзя допустить, чтобы она убежала!
Он обернулся к Хелину и Анне.
– Кстати, не видели ли вы тут беглянку, дикую, как рысь, и злую?
– Нет, не видели, – ответила Анна быстрее, чем успел что-то сказать Хелин.
Жрец внимательно посмотрел на нее.
– И впрямь ты в этом уверена? – тихо спросил он, сверля Анну недобрыми глазами, словно почувствовал в словах Анны неправду.
– Уверена, – улыбнулась Анна.
– А ведь, помнится, говорили мне, что христиане ложь одним из грехов почитают,– сладенько улыбнулся Жрец. – Придется тебе поверить… Ты ж у нас Отшельником воспитана – вряд ли б он такое допустил! Или бывает, что лгут христиане?
– Такого не бывает, – рассмеялась Анна, с дерзостью смотря на Жреца. – Никакой такой дикой и злой беглянки, похожей на рысь, мы не видели… Бог свидетель!
– Ну раз ты и Бога своего в свидетели призвала… Придется поверить… Что ж, смотрите в той стороне!
Он махнул стражникам своим в обратную сторону.
– А вас прошу за мной последовать, – обратился снова он к странникам. – Там и поговорим…
И снова ударило Хелина в сердце предчувствие беды – не хотелось ему идти за Жрецом.
Но Анна, как ни в чем не бывало, прижимая кошку к груди, шагнула за Жрецом вслед. И Хелину ничего не оставалось, как идти за ними, ведя под уздцы Каната.
***
Когда они дошли до поселения язычников, Хелин невольно усмехнулся.
То, что Жрец гордо именовал шатрами, на деле оказалось плохо сработанными шалашами. Шатер-то был всего один – самого Жреца. Гордо возвышался он над неказистыми строениями. Откинул Жрец полог.
– Вот вам мое скромное жилище, – сказал он. – Не княжеские хоромы… Но чем богаты, тем и рады…
Анна едва заметно улыбнулась. Ехидство Жреца от нее не ускользнуло. Не стала Анна возражать, что большую часть жизни провела в маленьком срубе Отшельника – вышло бы, что она оправдывается в чем-то, а в чем?
Как тени, метнулись прислужницы Жреца, молчаливые красавицы, одна другой лучше… Со страхом смотрели они на добрейшего повелителя. Каждая словно ожидала удара – Анна почти кожей почувствовала их страх.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась она девушкам, пытаясь растопить этот панический ужас. Разве можно так бояться? «Хуже чем в моем Городе, – подумала она. – Там люди немы, словно рыбы, и здесь то же самое…»
Вспомнился ей и Судья, и Ариан: отчего люди глупцам жестоким подчиняются?
– Принесите еды, да побольше, – распорядился Жрец. – А не то будут думать христиане, что мы хуже их!
– Видишь ли, Жрец, – ответила Анна. – Никогда христиане не думают, что они кого-то лучше… Знаешь ли ты, что основной добродетелью считается у нас смирение? Напротив – мы считаем, что нет предела человеческой доброте, и сколько бы не шел ты по дороге к совершенству – все одно, последним окажешься! Совершенен только Господь… Даже наши святые почитали себя последними из людей, так почему ты считаешь, что я осмелюсь поставить себя выше этой девушки? Или тебя? Все мы перед Богом равны…
– Что-то твой отец думал иначе, – усмехнулся Жрец. – Когда нас огнем да каленым железом…
– Оставь эти сказки для детей, Жрец, чтобы на ночь пугать, – ответила Анна. – Я знаю, что не было человека добрее, чем князь Роман! Вряд ли он осмелился бы принять на себя грех убийства, особенно ребенка! Даже к врагам проявлял он милосердие, помня, что в заповедях первой значится «не убий»! Может, он и хотел бы такое сотворить, да Бога боялся больше, чем людей! Да и ты что-то без страха в Городе жил – кого бы ему тогда и карать жестоко каленым железом, если не тебя? Или ты моего отца почитаешь глупым самодуром? Никогда не поверю, что он невинные души губил, а тебя, Жрец, помиловал!
Жрец только губами жевал да смотрел на девочку исподлобья. Когда она кончила, снова принялся повторять про «каленое железо», но Анна уже не отвечала ему. Чего бисер перед свиньями метать? Человеку всегда то, что удобно, единственно верным кажется… А Жрецу было удобно так: чтобы без раздумий ему подчинялись, да, отучая людей думать, он и сам разучился это делать! Запомнил несколько фраз и сыпал теперь ими, как филин ночами ухает.
Такие споры Анне скучными всегда казались. «Лучше с демоном спорить, чем с глупым человеком, – подумала она с легкой досадой. – Тот хоть аргументы приводит, ему сопротивляться интереснее…»
Правда, спорить с демонами Анне еще не доводилось, но она и не стремилась: догадывалась, что именно демоны глупости людям нашептывают…
– По крайней мере, мы свободные люди, не чета вам, – нашел наконец-то слова Жрец.
– Ну, да, – не выдержала Анна. – Повторять эти слова можно сколько угодно, да свободы не прибавиться… Где же ваша свобода? Может, твои прислужницы свободны? Или та беглянка, что дикая и злая, свободна?
– Она преступница, – ответил старик.
– И в чем ее преступление? – поинтересовалась Анна.
Старик не понял подвоха.
– Она отказалась подчиниться, – начал он, но Анна прервала его:
– И кому? Тебе?
– Перуну, – выкрикнул Жрец.
– А-а, – понимающе кивнула Анна. – То есть она отказалась подчиниться той деревянной кукле, что у вас на поляне стоит? А как тебе удалось узнать его волю? Одно из двух: либо эта кукла умеет разговаривать, в чем я сильно сомневаюсь, либо ты перепутал его волю со своей… Если кукла у вас начала болтать, значит, ты колдун или шаман… Другого ответа не находится. А если ты что-то сообщил этим людям от имени Перуна, так это святотатство! Никто ведь такого права не имеет… Вот рассуди сам – начнешь ты вместо меня указы издавать, да один другого глупее? Разве мне не обидно станет? Если ваш Перун есть, я бы на его месте уже давно тебя молнией сожгла – кому понравится, когда за тебя думают?
Хелину даже страшно стало, так смелы были Аннины речи, а она ничего, смеется, наблюдает за Жрецом внимательно, и в словах ее нет ничего детского, словно кто-то ее устами разговаривает!
– А разве христиане не говорят о Божьей воле? – нашелся старик, хитро прищурившись.
– Божья воля вся была Моисею на горе Синай дана, – спокойно ответила девочка. – Есть заповеди и их преступать нельзя! Да и Ангелов Господь посылает, а если найдет достойным человека – и Сам явится перед ним… Чтобы о беде предупредить или вразумить, но никогда еще не бывало, чтобы Он вдруг начал указывать, кого надо преследовать в лесу с собаками, потому что такой у Него каприз в голове родился! Не выполнил человек Его волю – это беда самого человека, потому что Господь зла никому не пожелает! У каждого есть свобода выбора, а где же она у вас?
Не дали им доспорить до конца – на улице послышался шум и крики, и одна из девушек-прислужниц побледнела и прошептала одними губами:
– Кострому поймали… Ведут!
Радостно усмехнулся старик, поднялся.
– Вот тебе и ответ, – торжествующе сказал он Анне. – Не было бы Перуну нужна жертва – убежала бы Кострома! Нет воли сильнее, чем его!
Анна нахмурилась.
Так вот почему пряталась беглянка, пытаясь укрыться от преследователей! Вот почему догорал костер на поляне…
А она не верила, что язычники человеческие жертвы приносят, считала их страшными сказками!
Она вскочила.
– Значит, правду про вас говорят, что вы хуже оборотней, – сверкнули ее глаза синей молнией.
Вылетела на улицу и застыла.
Девушка стояла на центральной площади, прижимая к себе крошечную малышку. В глазах ее было столько боли и отчаяния, что Анна подалась вперед – только дитя, еще не ведая, какая участь ей уготована, играла спокойно с прядями светлых материнских волос.
Хелин схватил ее за руку прежде, чем она рванулась туда, в центр этого круга, прижал к себе.
– Успокойся, Анна, – попросил он ее. – Сейчас мы ничем не можем помочь…
Она молчала, кусая губы. Много зла видела она, да такое в первый раз!
– С оборотнями все понятно было, – вздохнул и Хелин. – Ясно, что вражья сила… А тут – вроде люди и не люди. Как понять, что нужно делать?
Кто-то легко дотронулся до его плеча.
Он обернулся.
Девушка из прислужниц Жреца тихо попросила его:
– Уводите девочку отсюда поскорее… Костроме вы все равно не поможете, а про девочку я слыхала…
Она не успела договорить. Быстро юркнула назад. Прямо к ним направлялся Жрец.
– Вот тебе повод убедиться в могуществе Перуна, – улыбаясь, сказал он Анне. – Увидишь сама, как после очистительного огня эта женщина и ее ребенок превратятся в богинь…
Анна вздрогнула и подняла глаза к небесам. Губы ее шевелились: она снова молилась, и Хелину оказалось, что ее слышат.
– Да, Жрец, – спокойно повернулась к старику Анна, когда последнее слово молитвы улетело ввысь. – Посмотрим, кто могущественнее – твой Перун или Господь!
***
Как нарочно, на небе сияло солнце, словно задуманное зверство и впрямь было угодно Перуну, а воля Божия не могла достичь этих мест. Не зря же говорят, что есть такие места, Им забытые…
Анна чувствовала, как отчаяние побеждает. Девушка, предназначенная в жертву, казалась смирившейся со своей участью. Она даже не плакала, только смотрела глазами, полными безвыходной тоски, в землю.
На капище шла подготовка к жертвоприношению – истуканы украшались еловыми ветками, да девушки водили хороводы и пели песни. Песни эти казались Анне тоскливыми, печальными…
Она попыталась подойти к несчастной Костроме, но ее не пустили, – сомкнулись ряды охранявших «будущую богиню» мужчин.
– Да вы, верно, только на это и способны, герои, – пробормотала княжна.
Она вернулась на место и снова обратила глаза к небу: «Услышь меня, Господи, нет другой надежды! Помоги!»
Огонь становился все сильнее, вот уже и доску принесли, расписную, как челн, да только не хотела Кострома укладываться на этот челн да отбывать в пустые небеса!
Вскрикнула, прижала к груди девочку, бросилась бежать.
Недоумение повисло в воздухе.
– Беги же быстрее! – шептала Анна. – Пожалуйста! Беги!
– Что ты медлишь? – прошипел Жрец, толкая в плечо высокого, плечистого лучника. – Стреляй!
Повиновался лучник, блеснула стрела…
– Нет! – закричала Анна.
Не выдержала.
Упала девушка, прикрывая своим телом дитя…
Жрец подошел к ней быстро, перевернул ее ногой: кровь сочилась из раны в плече, а девушка смотрела на него с ужасом, пытаясь спрятать ребенка.
Губы Жреца зазмеились в улыбке.
– Что ж, от такой жены Перун отказывается, – сказал Жрец.
Вздох облегчения вырвался из груди – неужели обойдется?
Но – рано…
– Возьмите девчонку, – приказал Жрец. – Перун хочет ее… На что ему глупая баба, не понимающая своего счастья?
***
Все замерли. Глухо простонала несчастная женщина, от боли и отчаяния не видя ничего. Только продолжала прижимать к груди малышку, к которой уже тянулись руки.
Анна вскочила, руки подняла к небу – как там, в лесу, с криком – «кто любит меня, за мной!». Словно юная богиня лесов, стояла она уже перед толпой.
– Что же вы? – рассмеялась она.
Хелин бросился к ней, встал рядом.
Ничего хорошего не обещал его взгляд тому, кто осмелится дотронуться до маленькой княжны.
– Или вы только маленьких детей не боитесь? – тихо проговорила Анна, смотря им в глаза. – Виданное ли это дело – детей в костры бросать! Чем же вы лучше оборотней? Верите лжецу, который упивается своей властью да не знает, что еще похитрее придумать! Опутывает ваши души злобой не хуже дьявола! Если вы такие, то жаль, что мой отец вас и в самом деле не жег каленым железом! Может, в самом деле зло идет от вашей Старой Пустоши, а не с Гнилого Болота? Может, ваш Перун и есть Черный Истукан, что людям головы морочит? А оборотни появились в Логове оттого, что вы над природой Божией надругались?
Ропот прокатился по рядам язычников. Кто-то из них голову склонил, задумался над словами девочки. Кто-то озирался в страхе на Жреца – никто еще не смел противиться его воле!
– Схватить ее! – приказал Жрец.
– Ты, видно, забыл, старик, кто тебя в лесу из норы вытащил, когда ты скулил там, как брошенная собака! – не выдержал Хелин. – Что ж ты там такого геройства не являл? Или, спрятавшись за чужие спины, можешь истинное лицо свое явить?
Жрец сжал губы так, что они стали белыми. В глазах было столько злобы, что они сверкали, как угли огромные, да только Анна не боялась ни его, ни могучих мужчин, окруживших ее плотным кольцом. Подняла зажатый в руке крестик и сказала:
– Что ж, давайте попробуем, кто сильнее – тот, кто хочет жертв, или Тот, кто сам себя в жертву принес! Разжигайте ваш костер, но взойду на него я, а не этот ребенок! И не на вашей доске с мерзкими рожами – христиане сами идут на смерть, попирая ее!
– Нет, Анна! – закричал Хелин. – Нет!
– Оставь, Хелин, – спокойно улыбнулась ему девочка. – Или ты не веришь в Бога? Дело ли это – какого-то истукана больше, чем Господа, бояться?
И шагнула к костру.
Сердце Хелина сжалось. Он попытался броситься за ней, но сильные руки вцепились ему в запястья. Плечи тоже были захвачены в плен.
– О, Анна… – простонал Хелин.
И вдруг небо нахмурилось так, что темно стало. Молния прорезала темный небосклон.
В ужасе замерли язычники, глядя в небеса, ставшие черными от туч.
Словно небо опускалось на землю, собираясь накрыть их своей тяжестью.
– Разжигайте же костер сильнее! – закричал Жрец.
Но никто не шелохнулся.
На землю падали первые капли дождя, и дождь становился все сильнее и сильнее – и вот уже вода текла с небес сплошным потоком.
Жрец кинулся к костру, который уже потух, снова похожий на жалкого, безродного пса, он причитал:
– Ах, как же это? Как?
Он попытался схватить Анну, но один из мужчин положил ему руку на плечо.
– Дождь посреди зимы чудо, – сурово сказал он, глядя на Жреца с презрением. – Не смей причинять этой девочке вред! Сама природа ее защищает…
И после его слов небо просветлело, как по волшебству. Дождь прекратился.
Анна же стояла, спокойная, смотрела в небо, и ее одежда осталась сухой.
Словно не коснулись ее капли дождя, и оградил ее Господь от беды…
Хелин бросился к ней, прижал к себе.
– Анна, – шептал он счастливый, что девочка жива.
Она посмотрела на него своими спокойными и ясными глазами и спросила:
– Ты боялся за меня?
– А как ты думаешь?
– Но почему? Ты не должен, не должен был! Страх ослабляет человека! И потом…
Она взглянула в небо, ставшее ясным и чистым, словно не было только что дождя, и прошептала:
– Разве можно не верить Ему?
***
Снова они шли по дороге, оставив за спиной обретенных друзей и недруга… Ах, если бы можно было обойтись без недругов! Путь и так полон опасностей, до чего было бы хорошо, если бы и опасностей не было…
Так думал Хелин, так думала Анна, и им немного грустно было идти по этой тропинке с весело хрустящим под ногами снежком. Оба они знали, что впереди – Гнилое Болото, и кто знает, что ждет их впереди?
Жизнь, как сказка, а сказка – как жизнь…
Обе полны опасностей, обе – наполнены любовью…
И сбудется или нет пророчество Отшельника, откроет ли «маленький цветок железную дверь», да и что там – за железной дверью? Бог весть…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.