ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«ВОЗВРАЩЕНИЕ»
***
Анна чувствовала себя бесконечно уставшей. Нет, совсем не потому, что ноги были тяжелыми-тяжелыми, и очень хотелось опуститься на землю и не идти никуда, остановиться, и пусть все будет так же, как было… Она устала от людей. Почему-то ей вспоминались Болотные Королевы, Король, а не Кика… Ей вспоминался Судья и толпа, верящая каждому его слову и понимающая при этом, что слова его лживы… Ах, как же она устала!
«Может быть, они и не хотят увидеть Светлого Ангела, – рассуждала она сама с собой. – Может быть, им удобнее так жить? Конечно, я не могу их понять, потому что это так глупо – верить лжи, любить болото, и принимать желаемое за действительное! Но если им это нравится, им так удобнее? Может быть, это я не права, а они – правы?»
Она вдруг остановилась и посмотрела в небо.
– Да нет же, – топнула она ногой. – Просто есть две правды: одна принадлежит Богу, а вторая – Князю. И я не хочу, чтобы Князь мной управлял! А люди…
Она махнула рукой.
– Есть же, в конце концов, такие, которые кричат, что истина в вине, – прошептала она. – Из этого совсем не следует, что они правы и нам всем надо начать пить их вино! И – даже если я буду совсем одна, я все равно не хочу быть с этим противным Князем! Они же все его не видели, а я видела! И поэтому я знаю – Бог лучше…
И – вот странно! – она вспомнила, что уже очень давно не молилась и сказала себе:
– Чего же ты хотела, глупенькая княжна? Поэтому твой путь назад был даже труднее, чем путь к Истукану…
Она встала на колени и посмотрела в небо.
– Господи, – тихонечко прошептала она. – Я знаю, что моя просьба может быть грешной… Но все-таки я рискну Тебя попросить об одолжении. Возьми к себе Крысолова. И возьми к себе Марго, Виктора и Каната. Они были мне верны, и я не думаю, что Ты предпочтешь им, например, Судью или Болотных Королев только на том основании, что Судья и Болотные Королевы имеют человеческий облик, а мои бедные друзья были животными… Они умели любить, Господи, и, значит, обладали душой! А еще, Господи, я прошу Тебя, убереги Хелина от ошибок! Ты же знаешь, Господи, что он молодой и глупенький, мало ли что придет ему в голову? Пошли нам терпения и мужества, и еще силы все переносить с улыбкой, и благодарить Тебя…
Она вздохнула и продолжила:
– За все, даже если мы думаем, что нет ничего на свете хуже лишений и бед, которые нас окружают! Ведь все это ниспослано Тобой, и мы должны воспринимать это как Твой дар… Вручаю себя святой Твоей воле – твори со мной, как захочешь… Если хочешь иметь меня в свете, будь благословен. Если отверзешь мне милосердия Твоего двери – добро и благо, если затворишь мне двери милосердия Твоего, благословен, Господи, затворивший мне по правде! Как хочешь, Господи, так и устрой!
Она замолчала.
Где-то недалеко пели птицы, и солнце ласкало ей лоб и щеки, а в глазах блестели слезы.
Она почувствовала, как ей стало спокойно и хорошо: кто-то дотронулся до ее щеки, кто-то невидимый и ласковый, как весенний ветерок…
Она поднялась с колен.
– Молиться хорошо, – сказала она, но надо идти…
Она посмотрела вдаль, и сердце ее радостно забилось.
– Лес! – выдохнула она. – Мой лес!!!
***
Она теперь не шла – бежала, летела, забыв про усталость, точно у нее выросли маленькие, прозрачные крылья.
«Мой лес», – билось ее сердечко радостно. Птицы пели теперь громче, и солнце светило ярче...
«Сейчас я увижу Отшельника, – думала она, пройдя через гать, и оказавшись наконец в лесу. –
Сейчас я его увижу… О, нет, конечно, мне надо еще идти и идти, но ведь я теперь пойду по своему милому лесу…»!
Она снова остановилась и вдохнула в себя родной аромат свежести, закрыв глаза…
Словно она отсюда и не уходила…
Она дотрагивалась до деревьев и плакала, иногда от радости, а иногда подступала к горлу тоска: отсюда они ушли впятером. Но вернулась только она одна…
Она видела их сейчас, как живых, своих друзей, и ей казалось, что это так и есть: в каждом деревце живет частичка их души. И она достала ладанку, поцеловала ее и щепотками насыпала земли, чтобы они были теперь тут всегда, точно так же, как и в ее сердце для них всегда найдется место…
Радость и печаль всегда идут рядом, и что же удивительного было в том, что Анна грустила? Ведь ее радость возвращения домой некому было разделить с ней!
Солнце уже начало клониться к закату, когда Анна дошла до той полянки, где провела столько дней своего детства.
Она приостановилась, чтобы сердечко не разорвалось от радости.
Постояла несколько мгновений, закрыв глаза, представляя себе грядущую встречу с Отшельником, и улыбнулась от предвкушения счастья.
Потом вышла на поляну и позвала:
– Дедушка, я вернулась!
Никто ей не ответил.
В лесу по-прежнему царила тишина и покой.
Анна огляделась и снова крикнула:
– Дедушка!
И вздрогнула, сделав шаг туда, где еще недавно была пещерка.
Потому что теперь там ничего не было!
***
Поляна была пуста.
Там, где раньше – и Анна была готова поклясться в этом! – была их пещерка, теперь росли густые заросли шиповника.
– Дедушка, – прошептала Анна едва слышно и подняла глаза к небу, ставшему теперь темно-синим. – Как же так?
Она стояла, оглушенная, подавленная и не могла двинуться с места. Где-то в глубине души ей казалось, что это только сон, дурной сон – сейчас она проснется, и все встанет на свои места…
– Или я заблудилась, – рассуждала она. – Я просто вышла не на то место…
Ей так понравилась последняя мысль, что она немного успокоилась. В самом деле, она просто заблудилась! Ведь не может пропасть человек просто так, без всяких объяснений, и пещерка… Куда же она могла подеваться?
Анна вздохнула и пошла было дальше, свято уверившись в том, что она просто не дошла пока до нужного ей места, но внезапно остановилась.
Вот уж это место она знала очень хорошо, ведь именно эта тропинка много лет назад привела ее к жилищу Отшельника! Да и на ветке березы еще остался голубой платок, который она привязала здесь еще в детстве… Правда, теперь он был почти белым.
– Неужели я проблуждала целую вечность, и Отшельник …
Она боялась произнести слово «умер», потому что это было бы совершенно неправильно: он же не мог так поступить! И все равно осталась бы пещерка и камень, на котором он молился, и скамеечка, на которой они частенько сиживали, кормя медведя!
Ни-че-го этого не было!
Будто и не было этого никогда, и Анне приснилась вся ее прежняя жизнь…
Она еще раз обошла вокруг поляны, и теперь у нее уже не осталось никаких сомнений, что она нашла верную дорогу, это та самая полянка, та самая, но…
– Что же мне теперь делать? – прошептала Анна. – Как же мне найти моего Отшельника?
Ночь уже опустилась на лес. На небе зажглись первые звезды. Делать было нечего – не оставаться же на этой поляне ночью! К тому же Анна очень устала, и ей надо было подумать…
Она вздохнула и отправилась в их дом, где они жили с Няней.
– А если его тоже не окажется на месте? – думала она, шагая по тропинке, приведшей ее когда-то в Отшельникову пещеру. – Может быть, мне вообще все привиделось? Может быть, я и сама себе снюсь?
Но домик стоял, как и прежде, на том же месте, и Анна открыла дверь, нашла огарок свечи, освободила его от паутины и зажгла.
В домике все было как раньше. Он ждал ее возвращения, и Анна пришла… На секунду ей показалось даже, что она никуда и не уходила – все по-прежнему, и сейчас раздастся Нянин голос, и где-то коротко заржет Канат, а Марго, лениво потягиваясь, выйдет из укромного места…
Впервые за долгие дни путешествия она испытала блаженство настоящего покоя, несмотря на вопросы, не уходящие из головы, точно главный ответ она уже знала, но пока еще не была готова облечь его в словесную форму.
Она вошла в свою комнатку и улыбнулась: что ж, если кто-то захотел вернуть ее в детство, казавшееся теперь издалека доброй сказкой, она охотно позволит это сделать.
«В конце концов, если я позволю себе одну ночь безмятежности, это ничего не изменит в худшую сторону, – рассудила она, устраиваясь на кровати. – Все, что должно произойти со мной, так и так произойдет, но завтра…»
– Вот завтра я об этом и буду думать, – сонно пробормотала она, позволяя сну захватить ее свой ласковый плен. – Ничего плохого со мной в моем лесу случиться не может…
***
Ночь властвовала повсюду. Темное небо, казалось, достигает земли, и ты погружаешься в небо, в ночь, и никакого выхода из этой темноты нет…
Хорошо тем, кто спит, и вместо черной безнадежности видит цветные сны!
Хелин не спал. Для него теперь не было разницы между днем и ночью – одинаково черны, одинаково безнадежны.
Его тоска из душевного состояния уже давно перешла в физическое, даже веки стали тяжелыми, больными, их не хотелось открывать. Да и зачем? Ведь ничего не изменится! Чернота под веками – и там тоже чернота… «Точно я ослеп, – думал Хелин. – Я ослеп. Я умер. Разве можно жить здесь, где заканчивается мир и начинается вечная ночь?»
Единственное, что немного согревало ему душу, были воспоминания. Сейчас они приобрели вкус счастья, и в них, этих воспоминаниях, был свет, столько света, что Хелин иногда позволял себе улыбнуться. Этан, Андрей, Анна… Даже те, кого он не любил, вспоминались рядом с любимыми, хотя и не были светлы, но хотя бы они стояли рядом с Этаном, рядом с Андреем, рядом с Анной, и немного света приходилось и на темные фигуры Болотных Королев, Растамана, Елены. Но тогда снова в душе закипала обида на Бога: почему, почему Он позволил им то, что не позволил ему? Ведь они сами отдали души Князю, по собственной воле, так почему именно Хелин должен оставаться здесь, как пленник?
– Я бы даже под угрозой смерти не отдал ему собственной души, – пробормотал он, с ненавистью смотря на шары, в которых колыхалась серая, дымчатая субстанция.
Он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Желание снова разбить их было велико, но он помнил, эти тени вернутся. Они будут снова ползти по земле, пригибаясь, потому что ничего они не могут без Хозяина.
– Принц?
Хелин вздрогнул. Голос оторвал его от мыслей так резко, что возвращение в реальный мир было почти болезненным.
– Ты все грустишь, мой мальчик?
Рука Князя ласково коснулась его волос. Хелин дернулся. Князь растерянно улыбался, рука его неловко повисла в воздухе.
Он ничего не сказал и только усмехнулся, отходя к креслу с высокой спинкой.
Присев, он спросил:
– Не глупо ли ненавидеть того, кто дал тебе жизнь?
Хелин задохнулся от гнева и боли.
– Не жестоко ли постоянно напоминать мне, что я – сын дьявола? – парировал он. – Не лучше ли было тебе усыновить Ариана – он был бы рад… Но я не хочу быть твоим сыном!
– На все воля Божья, – развел руками Князь. – Может быть, мне тоже не хочется заниматься тем, чем я занимаюсь? Это Богу захотелось, чтобы у меня появился сын именно такой, как ты… Точно так же, как Ариан появился на свет у набожных родителей и своим стремлением к колдовству разбил их сердца, ты появился у меня…
– У тебя нет сердца! – закричал Хелин. – Тебе даже разбить нечего, только твои дурацкие шары!
– Прежде всего я твой отец. Прости, что напоминаю тебе об этом неприятном факте, но именно так обстоит дело…
– Если бы ты был моим отцом, ты любил бы меня, – проговорил Хелин. – Но ты хочешь только одного – моей любви… Тебе плохо оттого, что тебя не любят. Хочешь, я скажу тебе, что является твоим главным врагом? Именно любовь… Самоотверженная, способная на подвиги, именно такая любовь является твоим врагом! Нет, я не говорю тут о любви Болотного Короля, этот тип любви тебе нравится! В принципе, Король и не умеет любить, он любит только собственное отражение в болотной воде, и так ему легче жить, черт бы его побрал! Нет, это не любовь, если за свое счастье платят чужой жизнью! Это не любовь, когда человек ради другого совершает предательство, поэтому они в твоих шарах! Но ты не смог, отец, спрятать в те же шары мать Короля и его сестру! Ты не смог спрятать в свои шары Зосиму и его жену, не смог разместить там Кострому, не получилось у тебя и с Няней… Даже Кика к твоему удивлению оказалась способна любить!
Он задохнулся: мыслей было так много, что они не успевали стать словами. Князь сидел, нахмурившись, и Хелину показалось, что теперь в его глазах и в самом деле появилась искренняя боль.
– Отец, – тихо спросил он. – Неужели тебе с ними не скучно? Они же лишены цвета! Взгляни, отец – их души окрашены в серый цвет… Я не знаю, какая душа у Анны, но мне кажется, она вся состоит из разноцветных огоньков и еще немного воздушных шариков… Душа Кики напоминает мне прекрасный цветок, орхидею, чудом распустившуюся на болоте. Вот тебе душа Марго – она напоминает прекрасную, рыжеволосую женщину, умеющую ходить по облакам. Душа Виктора – всадник, мчащийся по лунной дорожке, красивый и стремительный… Канат, душа которого распускается в небесах фейерверком звезд… Ты хочешь заставить меня жить вдали от них, поменять их на эти вот серые, копошащиеся бессмысленно отвратительные шары? Может быть, моя душа тоже станет такой же! Много ли у тебя будет радости от этого?
Князь молчал, наклонив голову. Длинные пальцы перебирали бархат, накинутый на кресло.
– Отпусти меня хотя бы на время, отец, – попросил Хелин. – Я не прошу отпустить меня на всю жизнь, но моя душа болит за Анну… Отпусти меня, и я вернусь, как только помогу ей… Она ведь совсем маленькая, отец, и как же ей управиться с Арианом, Еленой и Растаманом одной? Я только помогу ей найти Светлого Ангела и вернусь, отец!
Князь все еще молчал, наконец он поднял глаза .
Нет, - отрезал он.
Хелин вскочил. Он подбежал к Князю.
– Разве тут, у тебя, можно быть тому, кто жив? – закричал он. – Ты сам стал когда-то мертвецом от своей гордыни, и других хочешь быть такими же!
Он хотел ударить его, но сдержался. Только слезы показались в глазах. «Он глух и слеп».
Ты… не знаешь, что такое любовь, - прошептал он.
Князь только усмехнулся.
И тут что-то изменилось в комнате. Точно – вся комната стала меньше.
Отпусти его…
Голос этот Хелин не спутал бы ни с каким другим.
Этан? – вскрикнул он.
Он бросился к длинноволосому гиганту, обнял его.
Ты же… погиб? – отстранился невольно, глядя недоверчиво в большие, веселые глаза.
Это вот у него мертвые есть, - рассмеялся гигант, кивнув на Князя,а у Бога нет мертвых…
И, снова обернувшись к Князю, сказал – повелительно и влатсно:
Вот он я, пришел. Ты так долго боролся за мою душу, или – забыл все свои хитрости? В какие только сети не пытался ее уловить… Я пришел. Отпусти мальчика, забирай меня.
Зачем? – закричал Хелин, обнимая Этана еще сильнее. – Зачем ты делаешь это? Ведь сейчас ты бессмертен, а что будет с тобой потом? Когда ты окажешься в его власти?
Проще мне там оказаться, чем оставить в его власти тебя, - усмехнулся Этан. – Глупый ты еще совсем у меня, Хелин.
Хелин и слова вымолвить не мог, только плакал, обнимая его изо всех своих сил, так крепко, словно – всей душой своей обнимал эту душу.
Послушай, что скажу я тебе, мальчуган, - сказал Этан, - когда оказался ты прямо на дороге, почти под копытами моего коня, и я поднял тебя с земли – сердце мое вздрогнуло, и нежностью наполнилось, и такой нежности я не испытывал никогда… А на небе звезда горела, одна единственная, и словно голос шепнул – ты, Этан, вырасти этого малыша, научи его любить, и – сам этому научись, а то ты старый уже, седина у тебя в волосах и бороде, а ты все мечешься по земле, неприкаянный, и вроде многому научился, кроме как – любить… И понял я, что тебя мне Бог послал. Подарок это его… Все то время, когда был на земле, рядом с тобой, был я счастливейшим человеком, и – сам того не замечая, научился я этому искусству, любить другое существо так, что и жизни ради него не жаль отдать… И – помиловал меня, грешного, Господь. Дал мне смерть достойную, и потом – настоящую свободу моей душе даровал… За тебя, мой мальчик. Так… Неужели ты думаешь, что теперь я тебя оставлю в беде? Нет, как раньше мог я отдать за тебя жизнь, так теперь и душу готов отдать за тебя…
Нет!
Да, милый, да! Потому что… я люблю тебя.
Лицо Князя дергалось, глаза были мутными.
Точно каждое произнесенное Этаном слово становилось для него ударом кнута.
Да ты не дергайся так, Князь, - усмехнулся Этан. – Не дано тебе любви почувствовать, а – я тебе не сильно тут помешаю. Давай свою стеклянную колбу-то, только побольше найди – а то ведь вон я какой здоровый, не помещусь…
И рассмеялся, глядя прямо в глаза Князя.
Это мой сын, - процедил Князь сквозь зубы.
Да полно тебе, ерунду говоришь… Не твой сын это. Мой. Тебе новый раб нужен. А я всю жизнь его свободе обучал, ему не стать уже рабом твоим, у него теперь сердце человеческое, любящее, свободное… И… Не пришел бы я сюда, если бы Он мне не позволил. Он-то знает, что это такое – Любовь…
***
Анна не удивилась, когда дверь тихонько скрипнула и приоткрылась, впуская нежный голубоватый свет лунной ночи в дом.
Она только вздохнула во сне легонько и улыбнулась.
– Я знала, что ты придешь, – прошептала она.
Отшельник тихо подошел к ее кровати и присел на краешек, ласково дотрагиваясь морщинистой ладонью до ее легких волос.
– Ну, как же я не пришел бы к тебе, солнышко мое… Встретить не мог – срок мой вышел. Надо было домой вернуться. Сама знаешь, сколько дел дома-то, все не переделать…
– Знаю, конечно, – согласилась Анна. – Правда, мне тут страшно и одиноко без тебя, без Хелина… А особенно я по Марго скучаю, дедушка!
На глаза ее навернулись слезы.
– Только не смейся, – попросила она. – Знаю, что они обычные – и Марго, и Виктор, и Канат! Только не было у меня друзей вернее, чем они!
– Да как же я посмеюсь?
Отшельник обнял княжну, прижал к груди и гладил ее пушистую головку, и с каждым движением его руки Аннины мысли становились светлее, яснее, и возвращалась надежда.
– Разве я и сам их не люблю? Только ведь они не умерли, милая моя! Позови, и их души рядом с тобой окажутся!
– А говорят, что у них нет души…
– Да ерунду говорят, – успокоил девочку Отшельник. – Это сами люди придумали, чтобы жестокости свои да глупости оправдывать… Даже у цветка душа есть. Ничего без дыхания Господа на этой земле не рождается, а дыхание Его и есть – душа!
Анна счастливо вздохнула – раз у них есть душа, они бессмертны… И значит, она встретится с ними, обязательно встретится!
Тут она вспомнила про стеклянные шары и нахмурилась.
– Как же так? – прошептала она. – Выходит, некоторые люди Господнее Дыхание сами Князю отдают? Как же это можно?
– Легкости им хочется в земном путешествии, вот и творят разные непотребства, – ответил старец. – Да и не знают они, что это и есть Господний Дар. Душа… А то, что они главное теряют и не замечают по глупости… Жить-то им легче становится – души нет, и ничего не болит, когда подлость совершаешь, и всему оправдание найдешь, да белое выдашь легко за черное, а черное наоборот! Но судишь ты их зря – их пожалеть надо. Тело-то наше смертно, тлену подвержено, и только душа, от которой они сами отказались, бессмертна… Вот и подумай, маленькая, как больно им станет погружаться во тьму кромешную!
Анна представила, как идут во тьму Королевы: головы низко опущены, и в глазах тоска, а с собой ведут глупого Короля, и потом увидела еще Судью, Ариана и всех остальных…
В сердце ударила жалость.
Напрасно Анна напоминала себе, сколько зла принесли эти люди, любящие и слышащие только самих себя, но жалость была сильнее, и слезы с новой силой покатились из глаз.
– Господи, – прошептала она. – Неужели ничего, ничего нельзя изменить?
– Вот выйдет Светлый Ангел на свободу – он попытается, – пообещал старец. – Но ты его выпусти на волю-то! А то ты все больше грустишь теперь да с каждой слезой своей силы теряешь…
– Я боюсь! – призналась Анна шепотом. – Боюсь, что ничего у меня не получится, дедушка!
– Не надо, – попросил ее Отшельник. – Если ты не веришь сейчас в себя, значит, и в Господе засомневалась? Неужто и в самом деле пришла тебе в голову глупенькая мысль, что Господь наш слаб? Или тебя оставит без помощи? Иди, детка, вперед, там увидишь сама, как исчезают слабость, страх да неверие!
И он поднялся так легко, что Анна почти не заметила его движения.
– Ты вернешься? – спросила она. – Ты ведь придешь еще ко мне, правда?
– Приду, – улыбнулся ей Отшельник. – Я всегда буду с тобой, потому что ты зовешь меня … В этом и есть секрет твоей силы!
И шагнул за дверь, растаял в ночном небе, словно его и не было.
Да и сама Анна прекрасно понимала, что все это ей только снится, или…
Или – это был не сон?!
Утро пробралось в дом тонким лучиком солнца, и Анна проснулась.
Ей сначала показалось, что она и не уходила никуда из дома: сейчас появится Няня, и скажет, что завтрак уже на столе, а молитвы еще не читаны…
Она потянулась в кровати и зажмурилась счастливо: она вернулась ненадолго в детство и отдыхала там, слушая птичий гомон за окном…
Но тишина дома подсказывала ей, что Няни нет. И Марго нет. Она взрослая. Ее ждут в Городе, в ее Городе…
Она – Княжна.
– Пора, – сказала она себе, поднимаясь с кровати. – Может быть, нам осталось самое трудное – открыть железную дверь… Потом будет полегче. Ведь с помощью Светлого Ангела я справлюсь с любой трудностью и одолею всякую напасть!
Она умылась ледяной водой, причесалась, и, прижав к груди свой меч, вышла из дома.
Солнце пригревало по-весеннему, и Анна невольно улыбнулась, подставляя его лучам лицо.
– Все у нас получится, – сказала она. – Ведь с истуканом-то получилось! Птицы вернулись, и весна началась.
И она зашагала по дороге, ведущей в Город.
В ее Город!
***
– Госпожа!
Елена обернулась на крик.
«Надо же, – с любопытством посмотрела она на Ариана. – Никогда еще не видела его таким… Ни дать ни взять – мертвец из могилы, только вот руки трясутся, а так – полное сходство!»
Ариан и в самом деле был бледен, губы его повисли уголками вниз, точно несчастный старик собирался расплакаться.
– Госпожа! – на сей раз голос Ариана был потише, но таким же взволнованным. Ариан упал на колени и этим тоже несказанно удивил Елену. Чтобы это воплощение гордыни упало перед кем-то на колени?
– Что-то случилось? – спросила она, продолжая изучать в зеркале свое прекрасное лицо. – Тебя обидели, Ариан? Кто же осмелился?
– Все хуже, госпожа… Все гораздо хуже!
Елена удивленно приподняла бровку – что, в самом деле, происходит? Ариан испуган…
– Успокойся и скажи мне, чем я могу помочь тебе…
– Да разве только мне? – простонал Ариан. – Дело не во мне, княгиня. Я потеряю меньше, чем ты. Я… Я просто уйду по дороге и найду приют в другом месте, а вот ты потеряешь трон, Елена! Ведь ты так привыкла к нему….
Теперь, нащупав слабую струнку у другого, Ариан успокоился. Ничего не поделаешь, есть на свете такие люди, которые радуются, что кто-то слабее их.
Елена нахмурилась.
– Ты узнал, что на нас собираются напасть соседи, Ариан? Так повели выставить стражу к воротам! Неужели Растамановы псы только на то и годны, что грабить да убивать ночных путников? Пусть покажут свою доблесть в бою!
Ариан вздохнул. Тонкая и ехидная улыбка появилась на его губах.
– Если бы я говорил о войске неприятеля, – тихо проговорил он. – Разве я пришел бы к тебе? Осмелился бы побеспокоить свою Княгиню такими пустяками? Нет, Елена, все соседи боятся нас, а потому не рискнут. Но взгляни сюда.
Он показал ей небольшое зеркало, и Княгиня ничего не увидела: на поверхность зеркала словно кто-то дунул, превратив чистое стекло в мутное.
– Я ничего не вижу… – призналась она.
– Теперь и я ничего не вижу, – зло рассмеялся Ариан. – А знаешь, Княгиня, почему мы ничего не видим? По утрам в город прилетают птицы, и дети кормят голубей и смеются… Прилетают птицы, Княгиня! Тебе это ни о чем не говорит?
– Я не задумывалась над этим, – сказала Елена. – Не знаю, отчего это так беспокоит тебя. Мне нравится просыпаться под пение птиц.
– Птицы уносят на крыльях страх и рассеивают его подальше, над болотами… Туда, где раньше стоял Черный Истукан. А по дороге прихватывают смех Княжны, Елена! Вслушайся!
Он открыл окно.
Воздух ворвался в комнату, и в этом потоке ветра Елена услышала звонкий детский смех.
Смех был таким заразительным, звонким, чистым, что Елена не сдержалась, улыбнулась.
– Княжна, – повторил многозначительно Ариан. – Ты смеешься, Елена? Что ж… Посмотрю я, как ты будешь смеяться, когда она появится здесь!
– Что ты хочешь сказать, Ариан?
Елена перестала смеяться. В ее глазах теперь появилось удивление и легкий оттенок страха.
– Как она может появиться здесь? – спросила она. – Не ты ли убеждал меня, что Княжны нет на свете? Она погибла, погибла!
– Нет, Княгиня, – прошептал Ариан, глядя Елене в глаза. – Княжна жива. И она направляется сюда. Чтобы найти Светлого Ангела!
И добавил:
– Ты ведь помнишь пророчество, Княгиня? Маленький цветок откроет железную дверь…
– Значит, твое время подходит к концу, – насмешливо сказала Елена. – Теперь мне понятен твой страх…
– Да, Княгиня, мое время действительно подходит к концу, – прошептал Ариан. – Но и твое тоже…
Он бросил взгляд в окно.
– Княжна у ворот, – сообщил он. – Изменить мы уже ничего не сможем.
На лбу у Ариана выступили маленькие капельки пота.
– Ариан, – удивленно спросила Елена. – Ты боишься ребенка?
– Нет, Елена, – покачал головой Ариан. – Я боюсь не ребенка. И даже не Княжну, хотя ее стоило бы бояться.
Он помолчал, нахмурившись.
– Я боюсь того, что несет в себе этот ребенок, Княгиня, – проговорил он. – И тебе я тоже посоветовал бы сейчас подумать, как спастись от того, что в ней! Потому что справиться с этим тебе будет куда тяжелее, чем мне!