Числительные и грамматический род в переводе

Несоответствия категории числа

Категория числа существительных имеется как в английском, так и в русском языках. Однако употребление существительных в единственном и множественном числе наблюдаются довольно значительные расхождения как в отношении исчисляемых, так и неисчисляемых существительных. Данный факт приводит к грамматическим трансформациям при переводе, в частности – замены множественного числа английского существительного единственным числом русского, и наоборот.

Существует немало случаев, когда форме единственного числа в русском соответствует форма множественного числа в английском языке, сравним: овес – oats , лук – onions , картофель – potatoes , окраина (города) – outskirts и др.; и наоборот, русской форме множественного числа нередко соответствует английская форма единственного числа, например: деньги – money , чернила –ink , новости – news , сведения – information и др. Отсюда необходимость замены форм числа [Бархударов Л.С., с.144].

Например:

…Вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили… (А.Чехов. Вишневый сад).

They used to dry the cherries and soak’em and pickle’em and make jam of’em…

Исчисляемые существительные имеют формы единственного и множественного числа в обоих языках, которые совпадают, тем не менее, в ряде случаев их употребление бывает различно. Так, например, в английском языке существительные, обозначающие части тела (eye, lip, ear, cheek, hand, foot и др.) иногда употребляются в единственном числе для большей выразительности. Такое употребление вызвано стилистическими соображениями. Например: Her cheek blanched. Глагол to blanch выражает б?льшую интенсивность заключенного в нем понятия по сравнению с глаголом to pale. Кроме того, он имеет известную стилистическую окраску, являясь словом высоколитературным. В приведенном выше примере наблюдается некоторое стилистическое соответствие: глагол to blanch, более выразительный, чем to pale, как бы требует употребления существительного cheek в единственном числе, что является менее обычным. И наоборот, существительное cheek, употребленное в единственном числе, требует выбора соответствующего глагола. Такое явление можно было бы назвать стилистическим согласованием (термин Т.Р.Левицкой, см. Левицкая Т.Р., Фитерман А.М., 1973, с.43). Например:

Young Jolion’s eye twinkled. (J.Galsworthy)

В глазах молодого Джолиона вспыхнул огонек.

Your lip is trembling.

У вас дрожат губы.

Аналогичное явление наблюдается, когда лексическое значение словоформы в единственном числе имеет обобщающий характер. Например:

We got the doctor to forbid to read the paper when the war broke out. (J.Galsworthy)

А когда началась война, мы попросили доктора запретить ему читать газеты.

Таким образом, при переводе определенных словоформ в единственном или множественном числе переводчик вынужден прибегать к такому виду морфологической трансформации как замена формы слова.

Грамматический род

В английском языке, как известно, понятие род носит весьма условный характер. Практически о роде в данном языке говорят только в связи с указанием на естественный биологический пол. В русском же языке, обладающем развитой системой рода, указание на род объекта обязательно, что и определяет грамматическую трансформацию – замену формы слова – при переводе с английского языка на русский. 

В большинстве случаев при переводе переводчик руководствуется нормой родного языка, его традициям, согласно которым одни животные, растения, птицы оказываются женского рода (кошка, собака, сова, береза и т.д.), а другие – мужского (слон, соловей, дуб, воробей и т.д.) и легко меняет один род на другой. Например:

Why is he weeping? asked a little green Lizard, as he ran past him with his tail in the air. (O.Wilde, The Nightingale and the Rose).

О чем он плачет? – спросила маленькая зеленая ящерица, которая проползала мимо него, помахивая хвостиком.

Но есть случаи, когда такие замены влекут ощутимые потери смысла. Расхождение в роде может оказаться серьезным препятствием, когда соотнесенность с определенным биологическим полом и, следовательно, с присущими ему характерными чертами составляет важный элемент художественной структуры текста оригинала. Чаще всего это бывает при персонификации [Иванов А.О., с.99 – 100]. Например, в сказке О.Уальда Счастливый принц ласточка, как и все звери и птицы в английском языке, - мужского рода, и автор, говоря о ней, употребляет местоимение he – он:

One night there flew over the city a little Swallow. His friend had gone a way to Egypt six weeks before, but he had stayed behind for he was in love with the most beautiful Reed.

Тростник, или вернее тростинка, в которую влюблена ласточка, напротив, женского рода:

He had met her in the spring as he was flying down the river after a big yellow moth, and he had been so attracted by her slender waist that he had stopped to talk to her.

И это противопоставление развивается и углубляется автором. В оригинале Swallow явно служит воплощением мужского начала. Ей (ему) свойственны чисто мужские черты: как настоящий мужчина, он, влюбившись, тут же признается в любви:

Shall I love you? – said the Swallow, who liked to come to the point at once…

Мужественно оставшись на почти верную гибель, которую сулит приход осенних холодов, он (что опять-таки свойственно больше мужчинам) через некоторое время, не встретив взаимности, разочаровывается в своей возлюбленной:

After they had gone he felt lonely, and began to tire of his lady-love.
She has no conversation. And I’m afraid that she is a coquette, for she is always flirting with the wind.

Таким образом, в оригинале мы видим явное противопоставление мужского и женского начал, каждое из которых получает определенную оценку автора. Но при переводе даже такого мастера, как Чуйковский, все это исчезло, так как переводчик выбрал в качестве соответствий ласточку и тростник, что полностью перестраивает систему мужское начало – женское начало в структуре художественного произведения.

Как же поступить переводчику в подобных случаях? А.О.Иванов предлагает использовать два основных способа для преодоления подобных расхождений в роде.
Способ I заключается во избежание употребления местоимений того или иного рода (т.е. перед нами такой способ грамматической трансформации, как опущение), например:

…for Love is wiser than Philosophy, though he is wise, and mighter that Power, though he is mighty. (O.Wilde)

Как ни мудра Философия, в Любви больше мудрости, чем в Философии, – и как ни могущественна Власть, Любовь сильнее любой Власти.

Способ II: замена формы слова – эквивалента переводного языка на аналог нужного рода, например:

Order! Order! cried a Cracker. He was something of a politician, and had always taken part in the local elections, so he knew the proper Parliamentary expressions to use. (O.Wilde)

Словарь дает для слова cracker значение шутиха, которая в русском языке относится к женскому роду. Однако занятие практикой в те времена было чисто мужской прерогативой, и поэтому шутиха не подходит. Переводчица Т.Озерская довольно удачно заменяет ее на бенгальский огонь:

Внимание! Внимание! – закричал Бенгальский Огонь. Он увлекся политикой, всегда принимал участия в местных выборах и поэтому очень умело пользовался всеми парламентскими выражениями.

Аналогично и в переводе сказки Счастливый принц следовало бы заменить ласточку, скажем, на стрижа, а камыш на тростинку. Тем более, что ласточки и стрижи относятся к одному виду и сходны как по образу жизни, так и по внешнему виду. И тогда все стало бы на свои места.

Однако на практике можно столкнуться со случаями, когда ни тот, ни другой способ не могут быть применены, и переводчику приходится мириться с потерями. Бывает это тогда, когда за словом оригинала и его иноязычным соответствием стоят свои, привычные для каждого из двух языков образы, резко отличающиеся по всему набору признаков, включая и родовой. Английское death означает смерть. Но если для англичан death ассоциируется с существом мужского пола, то русским смерть видится Костлявой старухой с косой в руке. Обменяться представлениями потому и трудно, что они традиционны в обоих языках. Например:

“Juidman, – go’he, – put up your wittle,

I’m no design’d to try its mettle;

But if I did – I wad be kittle

To be misleared –

I wad no mind it, no that spittle

Out of my beard”. (R.Burns. Death and Dr.Horbook)

“Смерть отвечала мне: – Сынок,

Ты спрячь подальше свой клинок,

Подумай сам, какой в нем прок?

Его удары

Страшны не больше, чем плевок,

Для Смерти старой!”

Нельзя не заметить, что образ смерти претерпел некоторую трансформацию. Потеряв бороду и другие атрибуты, присущие ей в оригинале, смерть несколько обрусела, превратившись в привычную нам костлявую старуху с косой. Таким образом, при отражении в переводе категории рода следует учитывать не только грамматические особенности языка оригинала, но и вопросы менталитета, национального мышления носителей языка.