Лучшие колокольные заводы

Лучшие колокольные заводы находятся в Москве, но есть также в Костроме, Валдае, Воронеже, Петербурге, на Урале в Тагиле и в Сибири в Енисейске. Московские заводы на Балкане славятся около трех столетий; самые древние из них Самгина и Богданова. Последний замечателен тем, что большая часть больших московских колоколов отлиты на нем. Древний Царь-колокол отлит там же мастером Материным, от которого завод перешел к Слизову, от него к Калинину, а от последнего в 1813 году к М. Г. Богданову, который и отливал и поднимал сам' на Ивановскую колокольню нынешний московский большой колокол в четыре тысячи пудов. Московские заводы настолько хорошо делают колокола, что заказы получаются из самых отдаленнейших мест Сибири и за границы. Медь для колоколов употребляется лучшего качества, иногда старый колокольный лом.

Для расплавки 100 пудов меди сжигается до трех саженей дров; для тысячи пудов не более десяти саженей дров; для 10 тысяч пудов - до 30 саженей. Когда медь совершенно расплавится, к ней прибавляют, минут за пять или за десять до отливки, известное количество олова, полагая его 22 фунта на каждые 100 фунтов меди, тщательно размешивая медь. При отливке некоторые из присутствующих, благоговейно крестясь, бросают в растопленную массу серебро, принося этим посильную лепту; другие же полагают, что от этого звон будет чище.

Отливка колокола сопровождается на Руси особенною церемониею. Хозяин завода до начала литья приносит в мастерскую икону, зажигает перед нею свечи, и все присутствующие молятся. Хозяин сам читает вслух особую, соответственную случаю молитву, а мастера и рабочие ее повторяют. После этого все двери затворяют и хозяин дает знак начинать дело. Несколько рабочих проворно и ловко берут наперевес рычаг и, раскачав его, пробивают в плавильной печи отверстие пода, откуда тотчас же огненным ключом вырывается расплавленная медь. В это время нужны все искусство и ловкость рабочих для того, чтобы медь лилась ровно, исподволь, по мере ее вливания в форму, и не переполняла бы желоба; в противном случае, она тотчас же выступает из него и половина ее выльется на землю, а если ее не достанет хоть на половину ушей колокола - вся работа пропадает и колокол надо вновь переливать.

При литье колоколов, обыкновенно, литейщики распускали какой-нибудь самый нелепый слух. На эти колокольные рассказы, известные под именем "литье колоколов", не раз полиция обращала внимание и брала с заводчиков подписки и делала им строгие внушения. Но с литьем колокола этот освященный веками обычай снова восставал в самой нелепой форме. Так из таких, разблаговещанных рассказов в Москве обратил всеобщее внимание один, о котором упоминает А. П. Милюков в своих воспоминаниях: "Однажды на Покровке венчали свадьбу, и когда священник повел жениха и невесту вокруг налоя, брачные венцы сорвались у них с головы, вылетели из окон церковного купола и опустились под наружные кресты, утвержденные на главах церкви и колокольни.

Слух этот настолько был силен в Москве, что к церкви съезжались экипажи в таком количестве, что проходу не было. Нежные сердца к этому добавляли, что жених и невеста были родные брат и сестра и что они этого не знали и что только чудо не допустило до греховного брака".

Другой такой же дикий и нелепый слух, пущенный литейщиками, повествовал следующее. Рассказывали, что генерал-губернатор, накануне большого праздника, кажется, Николина дня, давал бал, на который приглашено было полгорода. Дом горел огнями. Всю ночь продолжались танцы, и вот, во время полного разгара удовольствий, при громе бальной музыки, раздался с Ивановской колокольни первый удар благовеста к заутрене. При этом торжественном звуке люстры и канделябры в губернаторском зале в одну секунду погасли, струны на инструментах лопнули, стекла из двойных рам, звеня, попадали на улицу, и в страшной темноте волны морозного воздуха хлынули на обнаженные шеи и плечи танцующих дам. Раздался крик ужаса. Испуганные гости бросились толпою к дверям, но они с громом захлопнулись и никакие усилия не могли отворить их до тех пор, пока не кончился в Кремле благовест. К этому поэтическому рассказу добавляли, что в большой зале найдено несколько замерзших и задавленных и в том числе сам хозяин праздника.